— Боевой парень! Нигде не пропадешь! — Черницкий хлопнул Карцева по спине.
И покосился на Орлинского:
— А вы, я вижу, тяжело разочарованы. Но знайте, что солнце и тут светит, и никто, даже сам господин фельдфебель, не в силах его потушить.
…Они вошли в лавку, полную махорочного дыма. Продавец — ефрейтор в смятой бескозырке — резал ситный широким, как топор, ножом, клал на стойку пачки махорки, взвешивал баранки, колбасу, ловко бросал медяки в ящик. Многие солдаты стояли, ничего не покупая. Три копейки на ситный, две на махорку имелись далеко не у всех. На подоконнике сидел солдат в собственном обмундировании, в хороших хромовых сапогах и ел колбасу с белым хлебом.
— Купцам везде сладко, — сказал Комаров, тот мелкого сложения солдат, что опрокинул койку Самохина. — Им даже на военной службе — жизнь, а мы и на воле дохнем.
Солдат доел колбасу, достал пачку папирос и закурил. Комаров подскочил к нему, угодливо хихикая, протянул руку к пачке, но тот, словно не замечая его, вышел из лавки.
Черницкий купил папирос, предложил Комарову закурить. Комаров быстро схватил папиросу, стукнул мундштуком о ноготь, чиркнул спичкой.
— Покорнейше благодарим, господин старослужащий! — ухарски выкрикнул он и подмигнул Карцеву. — Старослужащий — это тебе не серый, — важно объяснил он. — Для такого звания надо двое шаровар сносить да дерьма сто пудов вычистить, вот так-то…
И вдруг сразу как-то сник, мгновенно исчез. В лавку входил офицер — грузный, с черными рожками усов над красными, спелыми губами. Продавец оглушительно крикнул:
— Встать! Смирно!
И вытянулся за стойкой, опустив руки по швам. Головы солдат повернулись к вошедшему, как подсолнухи к солнцу.
— Вольно, — скомандовал офицер и, не повышая голоса, обратился к Орлинскому: — Как стоишь? Почему ноги расставил, когда командуют «смирно»?
Орлинский растерялся.
— Видите ли… — начал он.
Офицер грубо прервал:
— Дурак! Как обращаешься? В гости ко мне, что ли, пришел?
Черницкий с рукой у козырька шагнул вперед:
— Разрешите доложить, ваше благородие? Это новобранец. Два дня назад прибыл в роту.
— Так не выпускайте его из помещения, пока не научится обращаться к начальству.
Офицер прошел к шкафу, стоявшему в углу.
— Кто в библиотеку, подходи, — приказал он и опустился на стул.
Солдат-библиотекарь выдавал книги, записывая фамилии. Солдаты робко брали потрепанные томики и, повернувшись через левое плечо, выходили уставным шагом.
Карцев попросил что-нибудь из произведений Горького. Офицер быстро повернулся к нему:
— Что? Кого ты просишь?
— Горького, — повторил Карцев, — Максима Горького, ваше благородие.