— Вот как! — подивился агент компании. — И каким же образом? вприкуску или соль в водке размешивает?
— Не угадаете! Граф Константин Викентьевич текилу солью занюхивает! Соль мелкого помола, словно пудра, насыпается дорожкой на серебряное блюдо и вдыхается в ноздрю через гусиное перо. Ррраз — дорожки нет! а следом — рюмочку текилы.
— Чтоб, значит, в голову сильней шибало, — с пониманием кивнул агент. — Лихо. Однако, если это часто повторять, мозг в солонину обратится.
— Ничуть не бывало. Взгляд светлеет, сознание проясняется, а речь становится необычайно плавной и разумной.
Граф Бенедиктов, правивший Русско-Океанским наместничеством, слыл сибаритом. Рассказывали, что его ставка в Александрове-Паланском — волшебный сад чудес, прямо-таки Версаль или Альгамбра, Эдем в субтропиках. Скирюк, агент и даже отец Леонтий ждали, когда Володихин разгорячится напитками и поведает, как обольстительные паланки в одних юбочках из перьев (грешно, зато красиво) умащают полунагого Бенедиктова, паланы овевают наместника опахалами, а на ветвях гибискуса поют райские птицы.
— Это ничего, господа, что у нас тундра! — веселился Володихин, приняв чарочку горячительного. — Зато мы обеспечиваем приток капиталов, — он потёр мясистыми пальцами воображаемые монеты. — У Александрова-Паланского морской бобр не водится, и рыбы там не густо. Без тех долларов и соверенов, которые стекаются к Пойнамуширу, ел бы Бенедиктов репу с постным маслом, а не печёнки райских птичек в винном соусе…
Скирюк попытался нюхнуть соли под текилу по примеру графа Константина. Смелого канцеляриста едва не пришлось отливать. Сочли, что соль не того помола, слишком крупная.
Протопоп Логинов сочным, глубоким, внушительным голосом рассказывал Володихину, как айны охотятся на тюленей:
— …и камнем в голову. Прямо в темечко. Кость трещит, мозг выступает… Восчувствуйте, господин полковник, каково это — камнем в голову.
Логинов был замечательный рассказчик. Володихина зримо передёргивало.
Вдруг в канцелярию ворвался казак, стоявший на посту снаружи.
— Ваше высокоблагородие! Ссыльно-поселенный Дивов просит допустить его до вас!
— Toujours lui![1] — во гневе встал Володихин. — Как он здесь очутился?! он же должен сидеть в рыбном пу!
— Не могу знать, ваше высокоблагородие! Должно быть, убёг из пу. Явился растрёпанный, в нижней рубахе и подштанниках, как под арест садился. Сказывает за собой слово и дело государево…
— Ну, если врёт!.. Веди его сюда.
Незадачливый бунтовщик, гусар и гуляка, ныне порядком одичавший, запутавшийся в амурах с ряпунками и камчадалками, предстал коменданту босым, в одном исподнем.