Как обычно, мы расселись полукругом вокруг больного, и Михаил Львович начал вводить его в гипнотический транс. Почему-то я сразу понял, что сегодня у него ничего не получится. Больной не мог сосредоточиться и внимательно слушать гипнотизера, а у Михаила Львовича не было достаточно таланта, чтобы преодолеть это. Спустя двадцать минут он оставил свои попытки и обернулся к нам.
И тут как черт меня под руку толкнул:
— Михаил Львович, а можно мне попробовать?
Тот устало улыбнулся и сказал:
— Ну что ж, Сергей Алексеевич, дерзайте. Посмотрим, может, из вас получится не только хороший хирург.
Я устроился напротив больного, сидевшего в глубоком кресле, и посмотрел ему в глаза. Мужчина средних лет с тревожным выражением на лице также смотрел на меня, и я почувствовал, что между нами устанавливается невидимая связь.
— Вам тепло, удобно, вы хотите спать, по всему телу распространяется теплота, — начал говорить я.
Я говорил, чувствовал правильность всего, что делаю, и продолжал свое дело.
С лица больного постепенно исчезало тревожное выражение, он закрыл глаза и буквально через пять минут уже спал. Вскочивший Михаил Львович подошел и поднял руку пациента. И она осталась поднятой после того, как он ее отпустил.
— Уже вторая стадия, — прошептал он и неверяще посмотрел на меня:
— Все, Сергей, выводи его из гипноза, ты слишком неопытен, чтобы продолжать.
И я несколькими словами разбудил больного.
Остальная часть занятия прошла скомканно. Дворкин был погружен в свои мысли и часто смотрел в мою сторону, а я ругал себя за неосторожность.
После окончания занятия, когда была обговорена дата зачета, Дворкин попросил меня задержаться.
— Сергей, я освобождаю тебя от зачета, давай сюда свою зачетку. И послушай меня, у тебя явный талант, ты можешь стать неплохим врачом-психиатром. Я заметил твой интерес к дисциплине, это было нетрудно. Сегодняшний случай еще больше убедил меня в этом. У меня к тебе предложение — не хотел бы ты работать со мной?
— Михаил Львович, не буду скрывать, мне действительно было интересно и я с удовольствием занимался у вас на цикле, но мне кажется, что это все-таки не мое.
— Ну что ж, вольному, как говорится, воля, — вздохнул Дворкин и отпустил меня.
* * *
Второй семестр закончился, как обычно, пятерками.
И впереди у мужской части нашего курса лежали месячные сборы. Отец, провожая меня, хмыкнул:
— Ну вот, хоть узнаешь, что такое солдатская каша.
Я при этом еле удержался, чтобы не рассмеяться: срок службы в армии у меня в первой жизни был побольше, чем у отца. Аня же висла на шее и рыдала, это ведь наше первое расставание на такой срок.