У него был с собой рюкзак с теплой одеждой, запасом воды и хлопьев, фонариком, спичками и — самое важное — «Дневником загадочных писем». Может быть, он где-нибудь застрянет и ему понадобится еще раз сунуть нос в подсказки. Или он мог ему понадобиться, чтобы войти во владения Мастера Джорджа, навроде билета.
Тик был готов настолько, насколько это было возможно. Он посмотрел на отца, который, похоже, нервничал раз в десять больше него: тот заламывал руки, переступал с ноги на ногу, потел.
— Папа, ты в порядке?
— Нет. — Он даже не попытался соврать.
— Ну… волноваться тут не о чем. Я же не ухожу на войну. Может быть, на кладбище меня будут ждать Нафталин и Рутгер. Все будет в порядке.
— Откуда ты знаешь? — практически шепотом спросил отец.
— Откуда я знаю что?
— Что ты не уходишь на войну.
— Я… не знаю. — Тик не мог поверить тому, как медленно тянулись минуты.
— Много жизней стоят на кону, как-то так там сказано?
Голос отца дрожал, пугая Тика. Но он не знал, что сказать:
— Я обещаю, что вернусь, пап. Неважно, что там будет, я обещаю, что вернусь.
— Я не знаю, что пугает меня сильнее, — сказал папа. — Отпустить тебя навстречу неизвестности или пытаться как-то объяснить маме, что ты можешь какое-то время отсутствовать? Представь себе, сколько она будет волноваться! Меня вздернут на рее, пока ты вернешься.
— Пап, сколько лет вы женаты?
— Почти двадцать лет. А что?
— Тебе не кажется, что она тебе доверяет?
— Ну… да. А ты теперь заделался психологом?
Тик пожал плечами:
— Нет. Мне просто кажется, что мама поймет. Она всю жизнь учила меня отличать плохое от хорошего и жертвовать всем ради других — служить другим людям. Я просто слушаюсь ее, вот и все.
Отец в наигранном изумлении покачал головой:
— Профессор, не могу поверить, что тебе всего тринадцать.
— Тринадцать с половиной.
Отец расхохотался и крепко обнял Тика:
— Тебе, наверно, уже пора отправляться, сынок. Лучше не опаздывать, не правда ли?
— Ты прав. — Тик тоже обнял отца, пытаясь сдержать слезы.
— Я люблю тебя Аттикус. Я так горд тем, что ты делаешь. — Отец отстранился, все еще держа Тика за плечи, и поглядел ему в глаза. — Иди и прославь семейство Хиггинботтомов. Иди и борись за правду. За тех, кому нужна твоя помощь.
— Я тоже тебя люблю, папа, — сказал Тик, досадуя на себя за то, как посто и глупо это звучало, но в глубине души чувствуя, что это правда. Они снова обнялись.
Наконец, не нуждаясь больше в словах, Тик развернулся, спустился по ступенькам, помахал рукой и отправился навстречу своей судьбе.
Знать бы еще, что впереди.
«Да-да, — думал Эдгар, наблюдая, как очертания Тика исчезают в темноте. — Я только что отпустил собственного сына в одиночку навстречу неизвестности».