Я сказал «робко» потому, что игрушки разбрасывали коллективом, а убирать ей одной.
У меня же «пунктик» по поводу справедливости. Почему же я тогда обращался к ней с «несправедливой» просьбой? Потому что убранные ею игрушки составляли эстетически завершенную картину, законченное художественное произведение. А кто из нас не испытывает некоторой робости перед подлинным мастером?!
Внешне дочки не были похожи друг на друга, но что-то неуловимое их объединяло, как будто они были одной, доселе никому не известной национальности, и их даже часто принимали за близнецов. Позже многие стали говорить: «Одна – вылитый папа, а другая – вылитая мама» (тогда еще не знали такого слова как «клонирование»). А мы задавали коварный вопрос: «А какая – в кого?» И люди заходили в тупик. Когда пришла пора отдавать их в школу, я настоял, чтобы они пошли именно в русскую. Я боялся, что если они пойдут в эстонскую, то будут стесняться, что у них папа – русский. Так что и эстонским, и русским языками они владеют свободно. Позже у них добавился английский и испанский, а у Настеньки еще и шведский.
По характеру наши дочки почти противоположны: Настя делала уроки изнурительно долго, а Даша – за двадцать минут. Настя все вопросы стремится решать наиболее официальным образом, так сказать, по писаным законам, и иногда попадает из-за этого впросак. А Даша – по неписаным законам, которые реально действуют. Настенька с детства хорошо рисовала. Но в детскую художественную школу ее не приняли: на экзаменационном рисунке она хорошо нарисовала вазу с цветами, а вот фон за вазой ей не понравился, и она самовольно заменила его на другой.
Несколькими годами позже Настя брала уроки у известной эстонской художницы Ярыны Ило, а потом поступила на подготовительное отделение Таллиннского художественного университета. Окончила его и была одной из лучших в группе. После окончания подготовительного отделения преподавательница ей сказала: «Рисуете вы хорошо, но все же не пытайтесь поступать к нам в университет, чтобы не расстраиваться!» Это было время непростых национальных отношений внутри Эстонии.
В 1984 году я открыл Таллиннскую школу менеджеров – в то время первую школу бизнеса в СССР – и стал уж очень занят, много ездил по стране. К 1989 году у нас было тринадцать отделений в разных городах. Как-то раз я спросил дочек: «Ну, девочки, как дела?» А девочки вдруг отвечают: «Да что тебе, папа, рассказывать?! Ты же все равно нас не слушаешь – думаешь о своей работе!»
Тогда я сказал себе: «Стоп! Чужих людей я учу, а как же мои собственные дочки? Я должен найти возможность их лично обучить!» И мы с Хелле начали проводить сначала Бизнес-лагери для подростков, а затем открыли Менеджмент-колледж при Таллиннской школе менеджеров.