— Передай Ее Светлости, что мы обязательно будем ее гостями, как только приведем себя в порядок. Скажем так… сегодня к ужину. Потом возвращайся — будешь нашим поводырем, а то мы города не знаем.
Отпустив домой дамуазо, впрочем, не дамуазо уже, а целого виконта, я проследовал в свой номер. Сопровождал меня только Микал, груженый не хуже иного осла деньгами и оружием. Сейчас сядем, монеты высыплем, на кучки поделим: куда, кому, за что. Потом и поесть можно будет.
Микал ключом отпер дверь и открыл ее, пропуская меня вперед.
Чезанах?
В номере у окна сидела красивая девушка и что-то вышивала на пяльцах, тихонечко напевая себе под нос. Волосы ее были полностью убраны в некое подобие тюрбана, частично закрывающего уши.
— Мадмуазель… — протянул я, реально не зная, что дальше говорить.
Не поверите, но я несколько растерялся от неожиданности.
Микал со стуком бросил сумки с деньгами и покупками на пол и завел левую руку за спину. Видать за дагу ухватился.
Девушка встала, сделала классический придворный реверанс и, не вставая из него, произнесла.
— Ваша милость, я так счастлива, что вы пришли. Дело в том, что я проснулась в этом номере запертая, и слава Деве Марии, что мне тут оставили кувшин с водой и ночную вазу.
— И чем вы тут занимались?
— Вышивала платочки для наваррского принца, которого вчера я так и не сподобилась увидеть.
Она протянула мне батистовый платок, на котором в уголке белым шелком было вышит вензель — двойная буква «F» под условной короной. Причем вышиты весьма аккуратно и искусно. Я бы даже сказал — красиво.
Мдя… Совсем плохой стал. Не узнать девицу, которую сам же в прошлую бурную ночь неистово совокуплял, это что-то… Нормально так, да? Только по голосу и опознал. А тут еще такое… «Была я белошвейка и вышивала гладью…»
— У вас, оказывается, талант, мадмуазель, — оценил я ее работу, — Так почему же вы с таким талантом всего лишь подмастерье цеха блудниц?
— Белошвейки слишком мало зарабатывают для того чтобы я смогла выкупить свою семью из долгов.
— И сколько стоит в этом городе такой вышитый уголок?
— Обол. Один обол. И это еще дорого. У лучших мастериц. А так обол за дюжину.
— Сколько вы вышили платков, пока сидели тут в заточении?
— Все, что были тут на полочке — полдюжины. Нитки и иголка и складные пяльцы всегда со мной.
Мне были продемонстрированы остальные платки, которые хозяин постоялого двора оставил здесь для моего удобства.
— Как велик долг твоих родителей?
— Ваша милость, мне еще долго его отрабатывать. Не только его, но и лихву.
— Сколько?
Девушка залилась краской и тихо произнесла.