— Ты что, уезжаешь?
Он вздрогнул, словно припомнив о чем-то, вовсе не подходящем для такой радостной встречи. И оба они, не сговариваясь, поглядели на стоявший у обочины зеленый «газик» с распахнутыми настежь дверцами. Попутчики отца слушали дядю Тоана и рассматривали комбайн. Хоа с отцом снова взглянули друг на друга. Папа выглядел расстроенным и грустным, он даже вроде чуточку постарел. Усы над верхней губой его вздрогнули: он хотел заговорить с дочкой, но запнулся, не зная, с чего начать. В общем, он совсем растерялся.
Но Хоа и сама догадалась, что он сейчас ей скажет. Она опустила голову, разглядывая красную растрескавшуюся землю, помолчала, потом спросила:
— Тебе надо ехать по делам, да?
Отец положил руки ей на плечи, худенькие и дрожащие, как у испуганного котенка.
— Как ты догадалась?
Она промолчала, потому что это был, собственно, ответ на ее вопрос, отвернулась и стала глядеть на реку, провожая глазами качавшиеся верхушки тростника.
— Ты на меня сердишься, Хоа? — вконец огорчился папа.
— Разве я могу на тебя сердиться? — ответила Хоа, но голос ее дрожал от обиды.
— Конечно, я знал, что ты приедешь, — стал оправдываться он. — Но нам с товарищами надо быть на совещании в министерстве. Я не мог больше ждать, нам и так придется ехать всю ночь, чтобы к утру добраться до Ханоя. Пойми, доченька, это очень важное совещание.
— Ты не думай, я все понимаю. — Хоа по-прежнему глядела на реку.
Отец привлек ее к себе, обнял и сказал:
— Ты у меня умница!
Хоа вдруг почувствовала, как в носу у нее что-то защекотало.
— А когда ты вернешься? — Голос ее как будто смягчился.
— Говорят… — он снова запнулся, — совещание продлится день… может, побольше.
— Значит, ты уедешь на несколько дней?
Отец не нашелся сразу, что ей ответить, она опять спросила:
— У кого же я здесь буду жить? Или… это и есть особенные каникулы, каждый день — примечательный?
— Не надо так говорить. — Отец сильнее сжал ее плечи. — Я ведь еду по государственным делам. Разве могу я отказаться? Я все сделал, приготовил для тебя комнату и договорился насчет питания. Побудешь с моими сослуживцами, пока я нё вернусь из Ханоя.
— Пожалуйста, я тебя не удерживаю. Если дела требуют, поезжай. Я уже привыкла жить одна.
— Хоа!..
Голос отца задрожал, и ей стало жаль его. Мама давно умерла, и они остались с отцом вдвоем. Он человек серьезный и строгий, но с нею всегда был ласков и добр. Досада и злость Хоа сразу растаяли, как пузырьки на воде. Она заморгала, пытаясь сдержать слезы.
— Не волнуйся, поезжай, папочка. — Она кивнула. — Я никогда не сержусь на тебя, разве что самую малость, да и то ненадолго.