Здесь меня посетил писарь моей пулеметной команды Григорий Черкасов. Он рассказал, что командирован на учебу. Стал часто посещать меня.
Когда я окончательно выздоровел и выписался из госпиталя, Черкасов с разрешения своего командования временно поместил меня в своей комнате. Там я прожил несколько дней. Врачи дали мне месячный отпуск с выездом на родину, но ехать мне было некуда. Хотелось узнать, где моя семья. Черкасов уговаривал остаться у него, но я решил поехать в Оренбург, где учился в военном училище муж моей сестры. С ним я изредка переписывался.
Путь из Тифлиса в Оренбург в те времена был очень тяжелым. Пришлось ехать на крышах и буферах вагонов, по нескольку дней сидеть на станциях пересадок. Особенно запомнилась станция Кинель. В одну из ночей я там крепко уснул и, когда проснулся, обнаружил, что у меня из-под головы кто-то вытащил вещевой мешок с пожитками, а из карманов документы, в том числе и партийный билет. Это для меня было не меньшим горем, чем перенесенная болезнь.
Остался единственный документ — отпускное свидетельство из госпиталя. Его нашел в одном из пустых карманов. Продуктового аттестата тоже не было. На обращение к военным властям получил ответ, что не надо зевать и помочь ничем не могут.
Без документов и продуктов более суток я добирался до Оренбурга. Но и там меня тоже ожидала неприятность. Михаил Баран, на помощь которого я надеялся, к этому времени окончил училище и выехал по назначению куда-то в Среднюю Азию.
Я оказался в безвыходном положении. Правда, разыскал нескольких старых знакомых, которые поддержали меня продуктами, да и питательный пункт кое-чем помог. Но на продолжительную помощь рассчитывать не приходилось. В Оренбурге, как и в Поволжье, еще был голод.
Дня через два-три пустился в обратный путь.
Опять поддержал меня Черкасов. Прожил у него в Тифлисе несколько дней, привел себя в порядок.
В полк прибыл только к осени. Там произошли большие изменения. За мое отсутствие многие из моих сослуживцев демобилизовались, некоторые уехали на учебу. Полк стал трехбатальонного состава. Именовался он теперь 8-м Пензенским стрелковым полком, а дивизия — 3-й Кавказской. Великанов убыл в Москву на учебу. Командовал полком А. В. Клочков. Астрелин, как мне объяснили, умер. Комиссара Серикова куда-то перевели. В полку из старых служащих осталось очень мало.
Здесь уже побывали шефы из Пензенской губернии. Они привезли два вагона лаптей, плетенных из липового лыка. Я тоже получил две пары.
Меня временно назначили начальником пулеметной команды 3-го батальона, который, как я понял, не так давно передали нашему полку из какой-то расформированной части. Батальон находился в Нахичеванской автономной республике и был разбросан вдоль реки Аракс от станции Шахтахты до населенных пунктов Ордубад и Мегри. До организации пограничных войск батальон нес пограничную службу. Командовал им Трицкий. Оказалось, что начальник пулеметной команды Морозов никуда не убывал и мое назначение было совершенно ненужным. После соответствующего запроса меня временно оставили его заместителем.