Если и ставить гибель линкора кому-то в вину, то в первую очередь, С.Г. Горшкову, который, будучи несколько лет командующим флотом, не принял должных мер к очистке гаваней от мин и, во вторую очередь, новому комфлоту Пархоменко — за нераспорядительность на аварийном корабле и гибель большого количества людей в сотне метров от берега. Никак нельзя обвинять Н.Г. Кузнецова, хотя сам он признавал свою вину за происшедшее.
Выше мы уже отмечали наличие большого авторитета Николая Герасимовича как выдающегося флотоводца, государственного деятеля и вместе с тем справедливого, заботливого и тактичного человека. Мне хочется привести пример, свидетельствующий о том, что никакой суд не мог изменить отношение к нему. В 1948 году Николай Герасимович, разжалованный до контр-адмирала, отдыхал на Рижском взморье в санатории ВМФ. В один из дней он позвонил мне, командиру бригады кораблей в Усть-Двинске:
— Николай Николаевич, не могли бы Вы мне в Майори прислать какой-либо небольшой катерок с рулевым, который знает реку Лиелупу; мне хочется пройтись по Лиелупе, войти в Даугаву, дойти до Риги, посмотреть бухты, торговый порт в Мильгрависе и возвратиться обратно.
Я ему ответил, что сам приду на катере и покажу все, что его интересует. Николай Герасимович возразил, дав понять, что ему не хочется отрывать меня от дел и отдыха (было воскресенье). Когда же я сказал, что для меня честь в очередной раз встретиться с ним и поговорить и что на катере буду один, сам за рулем, без моториста, после некоторого смущения он согласился. Лишь попросил меня быть, как и он сам, в штатском. После трехчасового плавания при возвращении Николай Герасимович попросил высадить его в поселке Дзинтарс, откуда хотел поехать до Майори одну остановку на поезде. С катера мы пошли на станцию и по пути заглянули в станционный буфет утолить жажду, погода была жаркая. Когда мы вошли, буфет был битком набит офицерами флота, все столики оказались заняты. Увидев Николая Герасимовича в штатском, все офицеры встали по стойке «смирно», а было их человек восемьдесят), наступила полная тишина. Николай Герасимович тихо сказал: «Спасибо!», смутился, вышел из буфета и до подхода электрички молча простоял на платформе, глядя в море.
После снятия Хрущева и смерти Жукова в ЦК КПСС пошел поток писем (как коллективных, так и от отдельных лиц) с предложениями восстановить Н.Г. Кузнецова в звании Адмирала Флота Советского Союза. Никаких ответов и реакции на это не последовало. После смерти Николая Герасимовича по инициативе адмирала И.И. Бойкова на имя Брежнева было послано письмо двадцати адмиралов, бывших командующими флотами, занимавших высокие посты в Военно-Морском Флоте, с просьбой о восстановлений Н.Г. Кузнецова в звании посмертно. Месяца через два я спросил у зав. отделом ЦК Н. Савинкина о судьбе этого письма. Он ответил, что письмо было направлено в ВМФ на рассмотрение Военно-морского совета; получен отрицательный ответ, и дело таким образом закрыто. О том, что на заседании Военного совета письмо адмиралов не рассматривалось, рассказал мне секретарь совета, показав ответ в ЦК КПСС, подписанный начальником политуправления ВМФ — членом Военного совета В.М. Гришановым, в котором было написано, что Военный совет рассмотрел письмо на заседании и считает нецелесообразным восстановление звания Н.Г. Кузнецову. Уже позже при свидетелях я в глаза Гришанову высказал свое мнение о его неблаговидном поступке. Он промолчал, а потом заявил: «Я думаю, что этот ответ был за двумя подписями, а не только моей». Кого второго он имел в виду, думаю, объяснять не надо.