— Познакомьтесь, пожалуйста: мой приятель, пан Горн, — представил Вильчек.
Грюншпан быстро вынул изо рта сигару и окинул Горна проницательным взглядом.
— Вы работали у Бухольца? — надменно спросил он и, не дожидаясь ответа, прибавил: — Ваш отец компаньон фирмы «Горн и Вебер» в Варшаве?
— Да.
— Очень приятно. Мы ведем дела с вашим отцом. — Он милостиво протянул Горну кончики пальцев.
— Я, пан Вильчек, заглянул к вам гуляючи, по-соседски.
— Сегодня очень хорошая погода. Присаживайтесь, пожалуйста, — с преувеличенной любезностью говорил Вильчек, не скрывая радости от этого визита.
Откинув полы лапсердака, Грюншпан сел, вытянув на середину комнаты ноги в высоких сапогах. Его хитрое откормленное лицо лоснилось от жира. Маленьке глазки беспокойно забегали по сторонам; оглядев мельком комнату, он посмотрел в окно на красные фабричные стены, скользнул равнодушным взглядом по лицу Горна и с тревогой уставился на Вильчека.
Не зная, как приступить к делу, Грюншпан пускал клубы дыма, покашливал, ерзал на стуле.
А Вильчек молча ходил по комнате, облизывал от удовольствия толстые губы и заговорщически поглядывал на Горна, а тот, нахмурившись, наблюдал за ним.
— У вас в доме прохладно — это приятно в жару, — сказал фабрикант, вытирая потное лицо клетчатым платком.
— Деревья заслоняют солнце. А мой сад вы видели, пан Грюншпан?
— Нет. Мне некогда было его осматривать. Я работаю как вол, столько у меня дел.
— Может, выйдем на свежий воздух? Я покажу вам свой сад и поле.
— С удовольствием, с большим удовольствием! — обрадованно откликнулся Грюншпан и первым направился к двери.
Они обошли тесный двор с выгребными ямами, кучами навоза, заваленный трухлявыми бревнами и досками, ржавым железом, старыми чугунами и кухонными плитами. Весь этот хлам два человека грузили на подводу.
По одну сторону двора стояли дощатые, крытые соломой сараи, в которых хранились бочки с цементом, по другую — вдоль стены фабрики Грюншпана — обшарпанные конюшни.
— Ну да, не рысаки, конечно! — смеясь, сказал Вильчек, заметив, как неприятно поражен Горн видом худых, изнуренных одров, понуря головы стоявших перед яслями.
— Здесь плохо пахнет! — сказал фабрикант, зажимая нос.
Потом они осмотрели клочок поля, с которого выветрилась вся земля, и теперь оно представляло собой пустырь, покрытый желтым, как охра, песком.
До половины поля тянулась фабричная стена и городская свалка, на которой рылись голодные собаки.
— Не земля, а чистое золото! Луковицы величиной с булыжник вырастают, — насмешливо улыбаясь, заметил Вильчек.
— И вид отсюда красивый! — Горн показывал рукой на пригородные леса, опаловые в солнечном свете, на желтоватые волны, бегущие по нивам, среди которых торчали красные выи фабричных труб.