«Почему?» — задавалась Меля мучительным вопросом, еще не понимая, в чем причина осаждавших ее мрачных мыслей и переполнявшей сердце невыразимой горечи.
Одно только понимала она: мир, к которому принадлежал любимый ею человек, все эти Куровские, Травинские, Боровецкие, увлекавшие их дела и идеи, этот полюбившийся ей польский мир, чужд ее миру и отличается от него широтой воззрений, не сводящихся только к чисто житейским интересам, к наживе и удовлетворению низменных потребностей.
«Наши совсем на них не похожи», — думала она, глядя на тонкое одухотворенное лицо Травинского, который так горячо опровергал доводы Высоцкого, что даже побледнел и на висках у него проступила тонкая сеть голубых жилок. Потом перевела взглд на Высоцкую, Нину и Анку, сидевших в окружении наделенных какой-то особой красотой и изысканностью женщин, которые вполголоса беседовали между собой. И очами души увидела свой дом, отца, сестер, зятя, и невольное это сравнение показало ей всю неприглядность и пошлость ее среды.
Но она подумала, что среди поляков всегда чувствовала бы себя чужой, как пришелец с другой планеты, и они терпели бы ее разве что ради приданого.
«Нет, нет! Никогда!» — В ней заговорила гордость, и она даже привстала, чтобы уйти, к тому же и тетка снова повторила тягучим, хрипловатым голосом: «Меля, не пора ли тебе домой?»
Собрав все душевные силы, она решила уйти, покинуть навсегда этот мир и никогда больше не возвращаться.
Вместе с тем она понимала: это значит навсегда проститься с золотыми мечтами, которые она столько лет лелеяла в своем сердце, с благоуханной, как весна, любовью, но решение ее было непреклонно.
Бесконечно любя Высоцкого, Меля чувствовала, что должна отречься от него и никогда с ним больше не встречаться.
«Нет, нет! Никогда!» — сжав губы, повторила она.
Слишком хорошо ей была известна участь тех женщин, кто вышел замуж за поляков. Сколько унижений претерпели они от собственных детей, которые стыдились своих матерей-евреек, с каким обидным снисхождением, а то и с нескрываемым пренебрежением относились к ним; они были чужими у себя дома, в кругу семьи.
— Как, вы уже покидаете нас? — спросил Высоцкий, подходя к ней.
— Мне нездоровится… я еще не отдохнула с дороги… — не глядя на него, говорила Меля, с трудом сдерживая рыдания и борясь с желанием остаться.
— А я думал: мы отсюда вместе пойдем к Руже, и вы посвятите мне этот вечер. Ведь мы не виделись целых два месяца, — прошептал он глухим от волнения голосом.
— Да… два месяца… два месяца, — повторила она; любовь и страдание огнем опалили ей сердце, оно бешено колотилось в груди, и к серым глазам подступили слезы.