В этот последний день июня на батарее встали раньше обычного. Молча без команды занялись кто чем: укрепляют амбразуры, чистят пушки, засыпают воронки.
Колька с коком отливают полушарные пули. Расплавленный свинец медленно течёт по жёлобу, заполняя углубления в матрице. Кок, держащий матрицу, разгибает спину и тихо просит:
— Николка, сходи к унтеру. Тебе дозволит.
Несколько пар глаз с надеждой смотрят на мальчишку. Кто-то добавляет:
— Из нас никого не пустят, раз не велено. А тебя — могут. Поди, Николка! Душа истомилась в неизвестности…
Пищенко встаёт, натягивает бескозырку, решительно идёт к землянке.
— Господин унтер–офицер, дозвольте в город отлучиться!
Не глядя на мальчика, унтер грустно отвечает:
— Не могу, понимаешь, не могу. Не велено никому даже сказывать про это.
— Я неприметно. Никто и не прознаёт. Только порасспрошу, как и что там. Солдаты да батарейные заждались весточки… Дозвольте, господин унтер–офицер!
Но тот молчит. Отвернулся от Кольки, стараясь скрыть навернувшиеся слёзы.
Тишина. Не слышно выстрелов, лишь раздаются удары ломов.
Наконец унтер поворачивается. Мальчик стоит на прежнем месте, глядит исподлобья, упрямо сжав губы,
—…но, если подведёшь меня!..
— Ни в коем разе, господин унтер–офицер!
— Всё. Ступай! — И вдруг уже в дверях остановил парня. — А медаль свою надень — всё ж таки уважительно…
И вот он бежит по улицам, заваленным камнями, обгоревшими стропилами и железом. Сердце тревожно выстукивает: «Жив ли? Жив ли? Жив ли?..»
Вчера под вечер стало известно: на Малаховом кургане смертельно ранен Нахимов. Страшную новость боялись произносить вслух. Офицерам велено о несчастье помалкивать, дабы боевой дух защитников был непоколебим. Но разве возможно скрыть такое?
Сотни гражданских и военных в молчании стоят у дома, где умирает сейчас адмирал. Николка перешёл на противоположную сторону улицы и прислонился к стене обгоревшего здания. Рядом, присев на камни, разговаривали вполголоса солдат с мичманом.
— С самого утра всё маялся страдалец наш. Вот сейчас, сказывают, задышал вроде бы. К дурному али к хорошему — бог ведает.
Солдат умолк. Потом, кряхтя, поднялся и пошёл вперёд, поближе к ограде. Николка последовал за ним…
К чудом уцелевшему флигелю, где до войны проживал командующий Черноморской эскадрой вице–адмирал Нахимов и где лежал он сейчас вот уже третьи сутки, не приходя в сознание, пробиться нелегко. Улочка запружена: чёрные бушлаты, офицерские мундиры, бабьи платки.
У калитки появился офицер. Он был без фуражки, взгляд беспомощно скользил по толпе…