Я прикрыла трубку и сказала, сильно заикаясь:
— Ж-жена Игоря…
— Пошли ее куда подальше… — Лена жестом показала мне, что следует отключить телефон.
Но голос дамочки продолжал заливаться в трубке:
— Это ты, сучка, во всем виновата, кто просил тебя оставлять этого ребенка? И себе решила жизнь испортить, и Игорю… Он человек ответственный…
Лена вдруг вырвала телефон из моих рук и отключила его.
— Значит, так. Что тебе сказала эта дрянь?
— Почему дрянь? Ты что-нибудь знаешь?
— Сначала расскажи, что она тебе наплела. Скорее всего, постаралась сделать тебе больно, так?
— Она сказала, что Олю сбила машина…
— Идиотка! Разве шутят такими вещами?
— Лена, зачем ты вырвала у меня трубку?
— Да потому что все это — ложь! Хочешь, я попозже позвоню твоим родителям и выясню, что случилось с Ольгой?
— Но если она погибла, а я об этом ничего не знала, я опоздала, и она погибла из-за меня, не думаю, что мама захочет слышать меня…
— Какие странные у тебя родители. И как можешь ты быть виновата в смерти своей сестры? Это ты, что ли, толкнула ее под колеса машины?
Лена раскраснелась, она была возмущена. Я тогда еще поразилась ее неравнодушию, любая другая на ее месте просто следила бы за мной, развлекаясь в душе этим бесплатным вечерним шоу. Ей-то что, спрашивается?
— Может быть, ей действительно, я имею в виду жену твоего Чаплина, стало известно о твоей беременности, так же как и ему, и она испугалась, понимаешь? Но это было бы слишком, как ты говоришь, примитивно… Маша, скажи мне, кто, помимо этой женщины, может желать тебе зла, хочет извести тебя и заставить скинуть ребенка?
— Извести меня?
— Ты лучше скажи, есть такие люди или нет? Может, ты стала наследницей, у тебя за границей, случайно, богатых родственников нет?
— Да кто ж их знает… Но мне, во всяком случае, об этом ничего не известно. Лена, ты что-то знаешь?
— Знаю. Потому и пришла к тебе, почувствовала, что с тобой хотят сыграть злую шутку… Я и про косынку придумала, и про то, что живу в соседнем доме. Я живу на другой улице и совершенно случайно услышала телефонный разговор… Женщина, которую я всегда принимала за болгарку, говорила по телефону на чистом русском языке. Речь шла о голубом платье и белой кофте. Она все волновалась, что этот наряд ей будет слишком тесен, она баба крупная, как корова, еще говорили о деньгах… Я сидела на балконе (разговор происходил на улице, в двух шагах от меня), курила и внимательно слушала, как она договаривалась об оплате. Двести левов ей пообещали, как я теперь понимаю, за то, чтобы эта мерзавка шлялась по улицам в голубом платье и белой кофте, наряд, как я понимаю, характерный для твоей убитой соседки, и пугала тебя. Эта женщина, которую кто-то нанял, может, и не понимала, что готовится помочь совершить преступление…