– Да, и лес, и близлежащие фермы и поля. Но до сих пор ничего не нашли. Никаких следов. Дети словно растворились в тумане. – Адвокат длинно, прерывисто выдохнул: – Просто... исчезли.
Себастьян засмотрелся туда, где закатное солнце заливало позолотой речные волны. Темные баржи, груженные углем, низко сидели в воде; паромщик, переправлявший пассажиров в Ламбет, усердно работал веслами. От деревянных лопастей полукружиями разлетались брызги, блестевшие в угасающих лучах, словно алмазы.
Теннисон, под глазами которого залегли серые круги, проследил за взглядом спутника и тоже стал наблюдать за продвижением паромщика через реку.
– Я знаю, все – от магистратов и констеблей до фермеров и нанятых мною людей – считают, будто дети мертвы. Я слышу, как они переговариваются между собой. Все уверены, что ищут могилку. Но передо мной пока притворяются.
Девлин не отводил глаз от воды.
Через какое-то время адвокат продолжил:
– Из Линкольншира сюда едет мой двоюродный брат – отец мальчиков. Вы же знаете, кузен нездоров. Уповаю, его не убьет это путешествие. – Поколебавшись, Теннисон добавил: – Или неотвратимое горе.
Себастьяну было тяжело встречаться взглядом с напряженными, отчаявшимися глазами собеседника.
– Вы как-то сказали мне, будто вашу сестру не интересовало замужество.
– Не интересовало, – медленно подтвердил Теннисон, по-видимому, стараясь уследить за ходом мыслей виконта. – Она еще с юного возраста была настроена против брака. Наш отец винил в этом влияние женщин, подобных сестрам Берри и Кэтрин Толбот. Но, по правде, Габриель куда больше привлекали римские руины и надписи на средневековых надгробиях, нежели свадебные наряды или приданое для новорожденного.
– Тем не менее у вашей сестры наверняка имелись поклонники.
– Да, но без поощрения немногие из них задерживались.
– Не припоминаете, кто был настойчивее прочих?
Теннисон на миг задумался.
– Ну, полагаю, дольше всех выстоял Чайлд. Хотя… Господи Боже, от него никто такого не ожидал.
– Чайлд? Вы говорите о Бевине Чайлде?
– Да. А вы его знаете? Откровенно говоря, мне казалось, что если у кого-то и есть шансы, так это у Бевина. В том смысле, что у него и приличная обеспеченность, и страсть к древностям, как у Габриель. Моя сестра знакома с ним со своих школьных лет – более того, Бевин заявлял, что влюбился в нее еще тогда, когда она бегала с мышиными хвостиками и оборванным подолом. Но Габриель и слышать о нем не хотела.
– И как Чайлд воспринял отказ?
Изможденные черты собеседника осветились проблеском веселья.
– Честно? С неверием. Его никогда нельзя было обвинить в низкой самооценке. Поначалу он был убежден, будто Габриель просто изображает, по его собственным словам, «приличествующую степень девичьей скромности». Затем, когда до него наконец дошло, что она не столько застенчива, сколько равнодушна, он отнес отсутствие заинтересованности на счет недостаточного понимания избранницей его достоинств. Я прежде и не представлял себе, каким невыносимым может оказаться этот человек. Боюсь, он выставил себя настоящим глупцом.