«Это был сильный человек, человек с властью, — писал Иван Сергеевич Аксаков. — Прежде всех других его качеств ощущалось в нем именно присутствие внутренней силы: силы убеждения, силы воли непреклонной, деспотической относительно самого себя. Смотря на его работу, методическую, отчетливую до мелочей, всякий сказал бы, что такое систематическое применение воли к делу возможно только при твердом спокойствии и хладнокровии духа. А между тем это был человек самый пылкий, самый страстный… Цельное сочетание таких, по-видимому, противоположных свойств и было в нем особенно привлекательно: оно-то и придавало ему такую нравственную красоту и такую власть над другими».
Говоря о влиянии Чижова на окружающих, его личный секретарь Аркадий Чероков свидетельствовал: «Это была непонятная сила какая-то, мощь особая, ощутительная для каждого, всех покорять и подчинять».
«Чижов был научно образованный и „тонкий“ человек, ум благородный, чуткий, острый, отнюдь не податливый ни на какие компромиссы, — характеризовал своего учителя Савва Иванович Мамонтов. — Добрый по натуре, он был требователен к близким ему людям, и кого любил, того часто журил и даже подчас изводил… Из бесед с ним чувствовался зоркий, строгий и деликатный экзаменатор… Интеллигентная, честная постановка общественного дела и бережливость до мелочей… К людям фальшивым и пошловатым он был беспощаден, иногда до резкости. Осадить нахала, сорвать маску с подхалима — в этом Федор Васильевич был виртуоз. Таким его все знали и боялись…»>[673]
Николай Кононович Беркут, инспектор Московского врачебного округа, знавший Чижова с юности, утверждал, что «по управлению железными дорогами Федор Васильевич не допускал никакого кумовства, дружбы и послаблений, отчего могло бы пострадать дело». Он любил повторять, что «дорога мне не принадлежит, я только управляю делами Общества, так как Общество мой хозяин… и был едва ли не единственным у нас дельцом, который безупречно составил крупное состояние…»>[674]
Современников удивлял поразительный талант Чижова разбираться в людях. Он был чрезвычайно наблюдателен и умел определять характер по почерку. Одна из первых профессиональных женщин-журналисток Мария Скавронская вспоминала, как вскоре после ее поступления на работу в московскую газету «Современные известия» редактор для определения способностей новой сотрудницы направил Чижову страничку с образцом ее почерка. «Федор Васильевич, не видев меня ни разу, не только вполне верно определил мой характер, но даже не ошибся в том, каких композиторов и поэтов я люблю». В другой раз в редакцию пришло письмо «от одного господина, которого еще не видали лично; показали письмо Федору Васильевичу, и он сказал: „Когда этот человек входит, то, кланяясь, вот так подпрыгивает“. И когда вечером господин этот вошел, то, раскланиваясь, действительно подпрыгнул именно так, как показал Чижов…»