— Именно — всё, — пожимает она плечами. — Ты, например.
— Я ухожу на работу, — недовольно отвечаю я, отодвигая тарелку с чёрными несъедобными остатками. — Если ты помнишь, я зарабатываю для тебя деньги. И уже опаздываю.
— Да, — кивает она. — Я помню. Ты вернёшься?
— Идиотский вопрос.
— Может быть, нам поехать куда-нибудь? Сменить обстановку?
— Прямо сейчас?
Она усмехается, опускает голову.
— Пит… Ты… Ты ещё любишь меня?
— Всё, — бросаю я от двери. — Я ушёл. Целую.
Я не знаю, куда всё уходит. Я не знаю, куда ухожу я. И куда ушла она, я тоже не знаю.
Ненависть ждет в углу. И если по этим углам не проходить хотя бы иногда с метлой, паутина ненависти затянет весь дом.
Даллас, 2004. Я ещё не ненавижу ее. Я её просто не люблю.
Монте-Вильяно, 2007
— Гауска! — радостно произносит кто-то за моей спиной.
Вздрогнув от неожиданности, поворачиваюсь.
На тропе позади нас, в пяти шагах, стоит невесть откуда взявшийся бронзово-загорелый бородатый мужчина. На нём костюм цвета хаки, длинная чёрная борода, кривые ножны на поясе, у груди ладно пристроился висящий на шее потертый автомат.
— Та гауска беран жоа! — произносит он на чёртовом местном наречии и довольно скалится. Зубы у него белые и ядрёные. А может быть, они кажутся такими на фоне чёрной бороды, усов и загорелого лица. И чёрного потёртого автомата.
— Что за чёрт… — произношу я, морщась от вкуса блевотины во рту.
— О! — восклицает абориген, радуясь, кажется, ещё больше, словно я тепло его поприветствовал. — Американо?
— Си, — киваю я, поднимаясь с колен. — Американский подданный. Хотите проблем?
— Аблас эспаньоль, американо? — вопрошает он.
— Си, — отвечает вместо меня Джилл.
Я поворачиваюсь и удивлённо смотрю на неё.
А она улыбается бородатому. Стоит, кокетливо отставив ногу, изогнувшись, подперев бок рукой и улыбается этому чёрту с автоматом.
А у него на голове берет с зелёной ленточкой.
Нас предупреждали, что не стоит лезть далеко в горы, что можно нарваться на маки — местных революционеров-партизан, противостоящих режиму.
Но как же мы могли не лезть далеко в горы. Ведь мне нужно убить Джилл. Не делать же это на северных склонах, на глазах у целой деревни!
А может быть, сейчас?.. Вдруг этот абориген решит подстрелить нас обоих. Тогда я не успею…
А на тропе, теперь уже впереди, появляется ещё один бородач с автоматом.
— Де беран куар, поске Эстебан? — обращается он к первому.
— Ки, поске Хосе! — радостно показывает тот на нас. — Америкао империалиста.
Джилл, улыбаясь как последняя шлюха, бросает что-то бородачам по-испански.
Тот, что появился вторым, подходит к ней сзади, небрежно берёт ее за ягодицу, бормочет что-то ей на ухо. При этом ствол его автомата упирается ей в спину, под лопатку, и я боюсь, что он нечаянно выстрелит.