Рико стоял рядом, буквально в нескольких шагах, и уже замахнулся для удара. Только рука не опустилась. Рико дернулся раз-другой и вместе с камнями покатился в долину. Сперва Томас не понял, что случилось, а потом несколько отстрелянных патронов скатились с насыпи на крышку гроба. Томас поднял голову и увидел раскосые карие глаза.
— Ты в порядке? — спросила девушка.
Кровь капала с ее подбородка и слабым дождем орошала землю.
— Это мне нужно тебя спросить, — проговорил Томас и отполз на участок поустойчивее.
Кровь девушки, капая ему на кожу, впитывалась мгновенно, как вода в пересохшую землю, и начинала лечить его раны. Только разве капель достаточно? Томасу требовалась настоящая подпитка, а в последнее время подкрепиться не получалось. В итоге он ослабел и не мог нормально драться. Шансы одолеть Алехандро и без того малы, рисковать нельзя.
Томас застыл у придавленного крестом тела Мигеля, полного краденой крови, которая уже вытекала из глазниц. Такое зрелище подействовало на Томаса как запах пира на голодного. Рот наполнился слюной, клыки непроизвольно удлинились. Он бы немного подождал и сначала избавился от девушки, но кровь могла свернуться и потерять питательную ценность.
— Мне нужно подкрепиться, — коротко сказал он.
Томас думал, девушка в ужасе отшатнется, но она лишь окинула его раны наметанным взглядом.
— Да уж, за героические поступки приходится расплачиваться! Как наешься, поговорим.
Томас кивнул и склонился над Мигелем, чтобы девушка не увидела трапезы. Он уже забыл, когда в последний раз кормился от другого вампира, но быстро вспомнил, почему этим не злоупотребляют. Употребленная «через посредника» кровь питала, чувство насыщения кружило голову, как наркотик, но вкус… гадкий, металлический. Томас заставил себя допить все до конца, думая о том, что силы восстанавливаются, а тянущая боль в колене проходит. Впрочем, быстрое заживление всегда мучительно, и этот случай исключением не был. Когда стало нестерпимо больно и из глаз потекли слезы, Томас прервал трапезу. Впрочем, боль — это хорошо. Это значит: он еще жив.
— Ненавижу землетрясения!
Девушка мрачно смотрела на кладбище, точнее, на то, что от него осталось. По центру тянулась широкая полоса, словно огромный бульдозер снес все захоронения, по обеим сторонам от нее из-под земли костлявыми пальцами торчали гробы, кое-где с крестами из бархатцев. На вершине холма уцелевшая половина церкви раскачивалась на обломках древнего фундамента. Последняя скамья балансировала на краю пропасти: один ее край — в здании церкви, другой — в пустоте. В подсвечнике горела одинокая свеча.