Нестору Ликонту случалось выживать в аду самых кровавых битв и вести одновременно несколько военных кампаний — на полях сражений, в дворцовых интригах и политических кругах — и доктор был уверен, что герцог справится и на этот раз. Даже если это заберет чуть больше времени, нервов и здоровья.
Словом, Януш всегда знал, что его патрон — сильный человек, но, пожалуй, даже он не подозревал, насколько.
Следующие сутки Нестор посвятил физическим упражнениям, испытанием того, что осталось от его тела. Ослабевший после болезни и потери крови, бледный, непривычно тихий, но собранный, как перед походом, Нестор сделал первые осторожные шаги от кровати к зеркалу. Изучив заросшее темной бородой лицо, герцог принялся методично разматывать скрывавшие рану бинты. Все увещевания Януша прошли втуне: Нестор, казалось, вообще не слышал находящегося в опочивальне доктора. Внимательно рассмотрев культю, герцог вытянул обе руки вперед, сравнивая левую ладонь и обрубленное предплечье, а затем велел Янушу вновь перебинтовать рану.
Нестор не остановился и на этом: следующим этапом он вызвал камердинера, и тот, следуя указаниям, привел господина в приличествующий высокорожденному вид. Освеженный, бледный и решительный, как смертник, герцог продолжал методично следовать своему невидимому плану.
Усадив Януша за письменный стол, Ликонт надиктовал лекарю несколько деловых писем для валлийских придворных и его величества короля Харитона, затем медленно, но уверенно вывел левой рукой свою подпись и скрепил письма личной печатью.
Лишь тогда Нестор позволил себе вновь отдохнуть, безропотно, даже безразлично проглотив лечебные отвары, поднесенные ему лекарем. Без всяких эмоций наблюдал он за перевязкой культи и нанесением живительных мазей, без аппетита, словно и тут следуя некому обязательному перечню, пообедал, и вновь уставился взглядом в потолок.
И только тогда Януш понял, что патрон вовсе не ушел в депрессию, как случалось со многими больными — взгляд блестящих глаз хоть и оставался неподвижным, но горел тем необыкновенным огнем, который выдавал в герцоге его особую черту — напряженный мыслительный процесс, внутренний монолог, умение расставить шахматные фигуры на доске и обыграть сложную партию со всех сторон.
И, пожалуй, эта странная сосредоточенность пугала ещё больше, чем непривычное молчание и отборная ругань накануне.
Когда принц Орест зашел на следующий день к другу, он едва поверил своим глазам: Нестор встретил его одетым, спокойным, даже улыбнулся, приветствуя августейшего, и первым принялся за расспросы о том, какие события во дворцовой жизни он вынужденно пропустил. Орест отвечал рассеянно, не решаясь поверить, что Ликонт вот так запросто пережил и смирился со страшной утратой, но мало-помалу втянулся, заулыбался в ответ, с радостным облегчением понимая, что друг жаждет общения более, чем жалости.