Я стану твоим врагом (Погожева) - страница 66

— До встречи в Галагате, леди Марион, — Нестор удерживал поводья левой рукой, позволяя складкам плаща скрыть то, что осталось от правой. — Я буду ждать вас с большим нетерпением.

Шлем скрывал половину её лица, но Нестор увидел, как дрогнули её губы. Поняла…

Поняла, кто уговорил Северину спровадить буйную воительницу подальше от реннского двора. Поняла, кто спланировал свою партию на много ходов вперед, поняла…

Ведьма промолчала.

Ликонт жестко усмехнулся — одними губами — и чуть нагнулся вперед, внимательно рассматривая аверонскую вязь на капитанском шлеме воительницы. Сегодня был последний день её службы, последний раз, когда она одевала капитанский доспех. Догадывался ли об этом Ликонт, Марион не знала — и уже не хотела знать, не желая думать именно сейчас о том, что ещё приготовил ей ненавистный генерал.

— Знаменитая реннская сталь, — герцог качнул головой, вновь выпрямляясь в седле. — Сталь — крепкий металл, леди Марион. Она ломается, но не гнется.

Нестор тронул поводья, догоняя крон-принца. Ехавший впереди, сразу за принцем Орестом Януш оглянулся, выискивая Марион глазами среди рядов закованных в латы воинов, и тотчас отвернулся, когда патрон подъехал к ним.

Валлийская делегация проехала подвесной мост, и любопытствующие горожане, шумно прощавшиеся с будущим супругом любимой принцессы, принялись расходиться по домам…

Часть 2. Эпидемия

Он встряхнул колбу, перемешивая споры плесени и питательную среду, и плотно закрыл колпачком. Приготовленной смеси хватило на пару десятков таких колбочек, настаивать которые приходилось в полной темноте — подвал его лаборатории как нельзя лучше подходил для этого.

Получение нового лекарства занимало долгих четырнадцать дней. Вначале следовало дождаться появления зеленовато-синей плесени на порченом хлебе или фрукте, затем пять дней настаивать отделенные споры в полной темноте, и ещё семь — в специальной смеси, разлитой по чистым колбам. Только после этого жидкость можно было фильтровать и быстро морозить, чтобы избежать повторного разложения уже готового лекарства. С заморозкой приходилось сложнее всего — Януш использовал для этого нижний подвал лаборатории, где на стенах выступала изморозь, а принесенная вода покрывалась ледяной коркой.

За годы войны Янушу приходилось встречаться с многочисленными случаями ампутаций конечностей и многочисленных заражений от, казалось бы, совершенно безвредных царапин, погубившей великое множество людей.

Он ничего не мог сделать, но каждый раз, бессильно наблюдая за тем, как мучился и умирал на его руках человек, ненавидел собственную беспомощность так сильно, что это не давало покоя даже во сне. Он начал опыты и эксперименты ещё тогда, в первый год войны, выкраивая драгоценные часы, минуты покоя, не давая отдыха уставшему мозгу, заставляя себя думать и искать решение.