– Господи, – прошептала Наташа, – я никогда никого не убивала и никогда не думала, что способна на это, но ты же видишь, Господи, у меня нет другого выхода. Пойми меня, прошу, ведь полпланеты вздохнет с облегчением, когда я порешу мерзопакостного Сухорукова. Уж не знаю, как этот тухлый гриб вообще появился на свет, наверное, Господи, ты был в отпуске. Но теперь справедливость должна восторжествовать, и уж ничего тут не поделаешь, стереть его с лица земли придется мне. Я придушу его очень осторожно и быстро, обещаю, ему не будет больно. Спасибо, Господи, что ты выслушал меня.
Довольный собой, пенсионер Сухоруков крался к трубе. Почесывая нос, он непрерывно улыбался, душу не покидало сладкое предчувствие победы – тридцать тысяч рублей плюс горемычная Наташка, напрасно ждущая свою тощую подругу Вальку. Наконец-то, наконец-то он уделал главную врагиню. Завтра надо обязательно подождать ее у подъезда и заглянуть в красные, заплаканные глаза. «Ах, где же моя подруженька-а-а…» Хотя нет, плакать Наташка начнет дня через два, когда мелькнувшая на горизонте надежда начнет растворяться, словно ее и не было, а страх подступит к самому горлу.
Сухоруков наклонился к трубе, но в этот момент из кустов донесся боевой клич «Йо-хо-хо!», и темноту разорвал яркий луч света. Пенсионер заметался на пятачке, не понимая, что происходит.
– Подонок костлявый! Баклажан блестящий! Сейчас я твою куриную шею-то переломаю! – раздался душераздирающий крик Натальи. – Убью!!!
Быстро сориентировавшись, Сухоруков подхватил трубу и побежал к дороге, разочарование захлестнуло его злобную душу. Наталья, размахивая фонарем и не переставая оглашать округу коронным: «Йо-хо-хо, убью!», неслась следом. Соседи, из тех, кто еще не спал или спал слишком чутко, прилипли к окнам, наблюдая бег с препятствиями двух, явно неравнодушных друг к другу, сумасшедших.
Ноги подвели Сухорукова, споткнувшись, он упал. Наталья налетела сзади, резко перевернула пенсионера лицом к себе и вцепилась в его шею.
– Молился ли ты на ночь, Сухоруков?! – рявкнула она, сжимая пальцы.
– Не молился я, не молился… – захрипел пенсионер, извиваясь как уж на сковороде.
– А мне, сволочь, все равно!
– Больше не буду, обещаю… Я это… Я теперь хороший… Плеваться перестану, вас с Валькой пальцем не трону… Обещаю… Я не хочу умирать… – Сухоруков заныл, закатил глаза и, давя на жалость, высунул длинный слюнявый язык.
– Завтра же вымоешь весь подъезд! – сдаваясь, потребовала Наташка.
– Конечно, конечно, – радостно прожурчал пенсионер, чувствуя, что хватка ослабла. – И цветы в клумбу посажу.