— Если что-то может быть позже. Так что же он тебе сказал?
— Он сказал, что я должен умереть.
Кто-то охнул. Нофрет не думала, что это она. Может быть, ее госпожа?
Ни царь, ни пророчица не обратили на это внимания.
— Я должен умереть, — продолжал царь, но не должен… — Он помотал головой, чтобы обрести ясность мысли. — Я должен умереть, но я должен жить. Не так, как Осирис, который вечно воскресает. Бог зовет меня. Я должен встать и идти. Туда, где солнце, туда, где оно сжигает.
— Он бредит, — прошептала Нофрет то ли себе, то ли Иоханану, стоящему рядом с ней.
Но он не слышал ее. Никто не слышал. Все смотрели на царя.
— Я должен идти в пустыню. Я должен следовать за Богом. Ночью он будет огненным столпом. Днем…
Леа встала и сделала то, на что никогда не решилась бы Нофрет, будь она даже царицей Египта. Она сильно ударила царя по обеим щекам, один раз, а потом другой.
Царь закачался, но в его глазах появилось осознанное выражение и что-то вроде мысли. Он поднял руки к щекам и выглядел вполне по-человечески озадаченным.
— Вот, — удовлетворенно сказала Леа. — Это прочистит тебе мозги. Значит, Бог зовет тебя в Красную Землю. Учитывая обстоятельства, очень разумно с его стороны. Черная Земля не слишком довольна тем, как ты ею правишь.
— Я не был хорошим царем. — Казалось, царь сожалеет об этом в своей рассеянной и смутной манере. — И Богу своему служил плохо. Он сердится. Называет меня глупцом, дрянным слугой, хилым заикающимся рабом. «Вон! — приказывает он мне. — Вон, в пустыню! Там, в созданной мною земле, ты будешь низко кланяться и славить меня. Служи мне так, как предписал тебе я, который есть и будет вечно».
— Но ты же фараон, Великий Дом Египта, — возразила Леа.
— Я ничто! — вскричал он. — Пыль и пепел, дыхание ветра, белая кость на красном песке. Я мертвец, несказанное слово. Когда я уйду, меня совсем забудут.
— Если Бог хочет, так и будет. Но пока ты не умер. Ты еще царь, пусть даже твое царство желает иного.
— Я умираю, — пробормотал он. — Я умру. Так говорит Бог.
— Действительно, — вмешался новый голос. — Это действительно так.
Все уставились на Анхесенпаатон, даже царь. Она подняла голову под тяжестью их взглядов.
— Разве вы не понимаете? Даже ты, отец? Ты слишком полон своим Богом.
— Я понимаю, — сказала Леа, — но не мне говорить.
Царица медленно кивнула. У Нофрет все внутри сжалось. Так вот о чем шел разговор, пока она карабкалась к гробнице царя. Это было что-то ужасное. Царица держала все в себе, как была приучена, но из ее глаз глядел ужас перед тем, чего даже ее отвага не могла вынести.