— Я устала. — Не прошло и часа, как это чудо снова завело свою шарманку. — Давай отдохнем.
— Нет, — буркнул я. — Нам осталось совсем немного. Скоро уже деревня, там отдохнешь.
Девушка дернула меня за рукав, и я повернулся к ней. О темные боги, вот только мокрых глаз мне не хватало.
— Ты час назад говорил то же самое, и два часа, и три тоже!
— Если бы ты чуть быстрее шевелила ногами, уже давно бы пришли, — откровенно соврал я и дернул веревку, возобновляя ходьбу.
— У меня ноги болят, я больше не могу идти, — жалобно проговорила алиатка.
— Скажи это моим выброшенным сапогам.
— Давай остановимся. А потом продолжим путь. Сам же говоришь, что деревня уже близко. Час-другой ничего не изменят.
— Нам нужно попасть туда до темноты. Иначе закроют ворота и не пустят, а если будем настаивать, то собак натравят или камнями закидают.
— Как — собак? Почему не пустят? — искренне удивилась Мия.
— А с какой стати тебя должны пускать в деревню ночью? Что, народу делать больше нечего, кроме как мужиков из постели тягать, чтобы засов поднимали на воротах?
— Ну… ну… ну…
— «Ну-ну», — передразнил я ее. — Шевелись уже, если не хочешь опять на земле спать.
Девушка задохнулась от возмущения, а потом выпалила:
— Ты бесчувственный босой мужлан!
Тут уж я не вытерпел. Резко обернулся, и леди натолкнулась на меня. Я же только дернул веревку и вперился в ее кошачьи гляделки:
— А ты — избалованная смазливая девчонка! Только и слышу — «ох как мне плохо, ох как здесь скучно, ох где же мои слуги, ох как хорошо во дворце, ох сделай то, сделай се». Оглянись — ты в лесу, и единственная твоя надежда на возвращение домой — это презренная босота, осмелившаяся так неуважительно себя вести. Вот только ты сейчас беднее меня и выжить одна не сможешь, а значит, могла бы проявить хоть чуточку уважения. И если ты не заметила — ты и сама сейчас боса! — Я понимал, что наговорю сейчас много обидных вещей, но меня уже понесло, и забрало опустилось. — Бесконечное бла-бла-бла! И вот только попробуй сейчас зареветь. Клянусь богами старой и новой религий, я закопаю тебя в яму по голову и оставлю на суд лесной! А если до завтрашнего дня хоть слово обронишь, превращу в камень и закину в самый глубокий, темный, кишащий змеями и разными тварями провал!
Губы девушки уже дрожали, а на глаза навернулась предательская влага.
— Я тебя ненавижу! — выкрикнула она.
— Прекрасно! — гаркнул я. — Ненавидь в свое удовольствие, только заткнись и не мешай мне заниматься вопросами нашего выживания. Темные боги, ну почему я сразу в Рагос не свернул?
Скрипнув зубами от злости, я развернулся и дернул веревку. Настроение стремительно портилось. Но своего я добился. Исключая рваные, редкие сдерживаемые всхлипы где-то позади, больше ничто не раздражало слух. Возможно, многие из вас сейчас бросились бы утешать леди: в конце концов, она не виновата, что выросла такой, да и если сравнить ее со многими аристократками, то она еще держится молодцом. Мол, другие аристократки уже ревели бы навзрыд и рвали на себе волосы, одновременно с этим кусая локти, а она почти целый сезон держится. И все же, даже учитывая тот факт, что я был слишком резок и отчасти не прав, здравый смысл мне отшибло начисто и извиняться я не стану ни при каких обстоятельствах.