Андрюшке не сиделось спокойно. Он ворочался, двигал локтями, крутил головой, не мог поставить как следует ноги. «Что ты крутишься, как флюгер!» — чуть не сказал Валька. Но не сказал, а схватил карандаш и лёгкими длинными штрихами начал набрасывать Андрюшкину фигурку. Одну, вторую, третью. Скорей, скорей!
Это самое лучшее, что можно сделать. Пусть Андрюшка вертится, а он будет рисовать. Потом он выберет, что нужно. Так же, как на киноленте выбирают лучший кадр для фотоснимка…
Первый набросок был совсем неудачный: голова вскинута, сам Андрюшка подался назад, локти растопырены и колено торчит из-под руки острым углом. Остальные были лучше, но и они казались не очень хорошими. И Валькин карандаш метался по бумаге ещё и ещё.
Для Вальки время летело. А для Андрюшки оно, видимо, тянулось до ужаса медленно. И он не выдержал наконец:
— Валь, сколько уже на часах?
Было половина пятого. День за окнами начал синеть.
— В пять по телевизору мультик будет, — нерешительно высказался Андрюшка.
Валька устало распрямился:
— Ладно. Хватит. Беги смотреть телевизор.
— Получилось у тебя?
— Да. Спасибо, Андрюшка.
На самом деле он не был уверен, что получилось. Белый лист ватмана пестрел Андрюшкиными фигурками, но ни про одну из них Валька не мог сказать: «Это та».
Когда Андрюшка ушёл. Валька взглянул на листок снова. Внимательней и спокойней.
И удивился.
Первый набросок вдруг показался ему удачнее всех. Именно здесь Андрюшка выглядел очень живым. Словно что-то увидел он над собой, вверху, и, чуть откинувшись, смотрит с удивлением.
«Шхуна!» — вдруг понял Валька. Шхуна подошла к самому берегу, и мачты её кажутся Андрюшке высокими, как старые сосны.
Но парусники не подходят к берегу так близко при волне и ветре. Это же смертельно опасно!
И всё-таки пусть подойдёт. Пусть шхуна возникнет у самого берега, выйдет из влажного тумана и нависнет парусами над изумлённым мальчишкой… А потом, накренившись влево, уйдёт вдоль берега в штормовую мглу. На то она и легенда океана.
Пусть паруса и мачты займут почти весь рисунок и станут громадными. И не тёмными они будут, а светлыми, почти белыми на фоне рваных облаков и свинцовых волн.
Валька сгрёб со стола все листы и вытащил альбом. Теперь можно было рисовать уже в альбоме.
А когда-нибудь позже Валька напишет акварелью большую картину.