– Ты не любишь сладкого? – удивилась Таська.
– В том-то и дело, что слишком люблю, – непонятно ответила та.
Она положила перед собой на свободный край стола учебники и, глядя в них немного боком, стала распускать косы. Таська опять залюбовалась этим золотым водопадом…
И вдруг…
Она локтем толкнула Тима, чтобы он тоже посмотрел. Но Тим не понял, куда смотреть. А тётя Лена спросила:
– Что вы на меня так глядите?
– Гребешок… сломанный, – только и смогла выговорить Таська.
И тут Тим тоже увидел в руке тёти Лены гребешок. Это был тот самый гребешок, того же самого цвета, что и обломок, который показывал им Антон Петрович. Вернее, это была вторая, бо́льшая половина того самого гребня: из желтоватой кости, может быть, даже слоновой, с красивым резным узором.
– А… – не совсем правильно поняла тётя Лена их удивление. – Да, он у меня давно сломался, но мне жалко выбрасывать. Это старинный гребень, подарок бабушки, я с ним ещё в детстве играла.
– А тот отломанный кусок?
– Потерялся, наверно. А что?
– Ничего, – сказала Таська. – Тётя Лена, а ты была когда-нибудь маленькой девочкой?
– Конечно, была. Что за странный вопрос?
– Ты точно помнишь?
– Что значит помнишь? Я это знаю. Все взрослые были когда-то детьми.
Таська переглянулась с Тимом. И Тим приложил палец к губам, чтобы она не спрашивала дальше. Но сделал это незаметно, как будто стряхивал с губ крошки.
В голове у него слегка шумело – от усталости или просто от событий сегодняшнего дня. Он опять испытывал то же самое чувство, какое бывает в новогоднее утро, когда, просыпаясь, находишь возле своей кровати подарки от Деда Мороза: и знаешь, что Дед Мороз бывает только в сказках, но подарки-то вот, настоящие.
– Видел? – шёпотом спросила Таська, когда они с Тимом оказались одни в своей комнате.
– Видел, – так же шёпотом ответил Тим.
– Это она, – сказала Таська. И вдруг вспомнила: – Она ведь сама сказала, что приехала из этой… из Аристани.
– Из Астрахани, – поправил Тим.
Таська пожала плечами. Она не видела тут особой разницы.
– Завтра скажем Антону Петровичу, правда?
– Конечно, – сказал Тим. – Только надо, чтоб она не догадалась.
– Да. А то убежит куда-нибудь. Или уедет.
Вот ведь: ещё сегодня утром оба были вовсе не прочь, чтобы Скука Зелёная уехала. А сейчас нет. Сейчас они всё понимали. Получалось, что она вовсе не виновата. Наверно, она и сегодня, когда встретила, хотела их наказать, а вместо этого сама чуть не расплакалась. Может, она даже хотела бы, чтоб они играли возле погреба, – но именно поэтому запрещает. И так у неё во всём. Очень любит сладости – и поэтому их не ест. Вот даже в институт не хочет поступать, а зачем-то поступает, мучит себя. Ужасно, ужасно!