Даже учитель вранья замер на месте, как будто окаменел. Один Кис Кисыч не удивился – он, казалось, издалека знал, кого здесь увидит, потому что чуял это своим чёрным кожаным носом. Он кинулся к Таське, Таська к нему.
– Кис Кисыч! – крикнула она. – Тим! Антон Петрович!
Но это было ещё не удивление! В следующий же миг им пришлось удивиться так, что даже десяток драконов, курящих сигареты или танцующих на коньках вальс, произвёл бы на них по сравнению с этим не больше впечатления, чем обычная ящерица.
Потому что из дверей тут же выбежала ещё одна Таська. Точно в таком же красном сарафанчике и в сандалиях на босу ногу, с такими же точно веснушками на носу.
Ну ладно, если уж удивляться, то сразу до конца. Не одна, а ещё пять, шесть… нет, ещё десять и даже одиннадцать точно таких же двойняшек или как это сказать? – двенадцаняшек выбежали им навстречу. И все кричали наперебой: «Тим! Тим! Антон Петрович! Кис Кисыч!» И тянулись гладить растерянного пёсика в двадцать четыре руки, так что бедняга опустил уши, поджал хвост, присел и стал пятиться. Ничего подобного он не испытывал за всю свою жизнь. Гомон стоял, как на перемене, когда после звонка выбегают в коридор первоклашки. Или как в детском саду, когда из клетки в живом уголке убегает хомячок и все начинают за ним гоняться.
Откуда же взялось такое множество Тасек, да ещё в таком неожиданном месте? (Впрочем, такое множество двойняшек, то есть двенадцаняшек, вряд ли в каком-нибудь месте бывает ожиданным, не правда ли?) И что с ней произошло с той поры, как Тим обнаружил её исчезновение?
Ведь нет никакого сомнения, что с ней тоже что-то происходило, причём в то же самое время, когда Тим крался к погребу, падал с проломившейся ступеньки, объяснялся с Учёным, сдавал экзамен и шёл по дороге с учителем вранья.
В жизни вообще очень многое происходит одновременно. А в Аристани – тем более. Трудность в том, что рассказывать про одновременные события всегда приходится по очереди. Нельзя же так: слово про Тима – слово про Таську, опять несколько слов про Тима – и опять про Таську. Во-первых, вместо рассказа получится совершенно непонятный винегрет. А во-вторых, справедливо тогда рассказывать, что делал в этот же самый миг и учитель вранья, и пёс Кис Кисыч, и Скука… то есть тётя Лена (даже если она в это время, допустим, просто спала – но ведь сны-то она видела, и, может быть, тоже интересные) – словом, всё-всё-всё.
То-то и оно. Того, что происходит на свете в одно-единственное крохотное мгновение одновременно с миллионами людей, не рассказать даже в миллионе книг. Придётся всё-таки рассказывать про каждого по очереди.