Мне эти её заверения показались убедительными, но Лёвка смотрел исподлобья и мрачно сказал:
— Если так, — ешь землю!
— То есть, как землю?
— А так… Не знаешь, что ли, как едят её порядочные люди. У нас обычай такой.
— Брось, Лёвка! — махнул на него рукой Димка. — Съел две горсти из цветочного горшка и уже завоображал: «Я порядочный!»
— А что, скажешь, непорядочный?
Вот нашли время препираться! Я ещё раз пытливо взглянул Белке под её реснички и решил, что ей, пожалуй, можно довериться.
Мы рассказали ей и про старичка, и про письмо Окунева, и о том, что нашли, наконец, золото. Она, конечно, немедленно захотела посмотреть на всё собственными глазами и, убедившись, что всё — правда, неожиданно предложила:
— Хотите, я поеду в Острогорск?
— Ну, сказала тоже, — протянул Лёвка. — Это дело совсем не женское…
— А почему бы и нет?! — воскликнул я. — Это же идея! Белка продаст золото, вернёт долг маме, купит танки и приедет обратно.
Так мы и договорились. Я передал ей мешочек с золотом, и мы с Лёвкой пошли её провожать. Димка тоже хотел идти, но я оставил его наблюдать за пещерой.
— Тогда вот что, Белка, — сказал он. — Я прошу тебя как-нибудь разведать, что делается у нас дома.
— И я прошу, — буркнул Лёвка. — Кто её знает, может, и в самом деле беспокоится.
Мы проводили Белку до Чёрных скал. Там, в ожидании попутной машины, мы сели на обочину дороги, и я дал Белке подробные инструкции. Вкратце они сводились к следующим пунктам:
1) продать золото и, по возможности, получить за него наличными, так как я очень сомневался, что Острогорский банк располагает достаточной суммой денег для оплаты нашего богатства;
2) уплатить долг маме;
3) внести остальные деньги в фонд обороны и договориться, чтобы на всю сумму были куплены танки Т-34, а ещё лучше — тяжёлые «КВ»;
4) сходить в НКВД, рассказать всё, что известно нам о таинственном старике, и попросить помощи;
5) соблюдая полную тайну, разузнать, как живут наши родители, а также успокоить их насчёт нашей судьбы, ни в коем случае не выдавая нашего местонахождения.
На последнем пункте особенно горячо настаивал Лёвка. Он, видимо, здорово побаивался своей матери и уверял, что если только она узнает, где он прячется, ему несдобровать.
Он опять пристал к Белке с требованием, чтобы она дала клятву не выдавать нигде нашего присутствия в Золотой долине.
— Ну, клянусь же, клянусь! — смеялась Белка. — Ужас, до чего недоверчивый…
— Нет, ты поклянись по-настоящему!
— Даю честное пионерское!
— Дай самую страшную святую клятву.
— А для меня она самая святая, — горячо возразила Белка.