С глубоким уважением известная вам девочка X.
Она вернулась к нам, надеясь незаметно подсунуть записку и уйти. Но мама была уже не одна. У неё в комнате сидел высокий стройный человек с бледным худым лицом, на которого Белка, может быть, не обратила, бы внимания, если бы не разговор, который он вёл с мамой.
Этот человек мягко уговаривал мою маму не уезжать в Архангельск.
— Ещё раз говорю, Мария Ефимовна, — услышала Белка, как только вошла в комнату, — не делайте этого… Васю не нашли… Из этого вовсе не следует, что он утонул. Скорее наоборот…
Белка не выдержала и вмешалась:
— Конечно не утонул…
— Ну вот, видите… — слабо улыбнулся этот симпатичный человек. — И девочка того же мнения.
— Но ведь уже больше недели его нет, — с прежней тоской возразила мама. — У них уже и запасы еды давно бы кончились… Должны бы вернуться, если бы были живы.
— Вы не знаете Васю, — начал было он, но мама только грустно улыбнулась:
— Я не знаю, Васю?!
Она посмотрела на Белку, но таким взглядом, словно и не видела её перед собой. Потом словно опомнилась и спросила:
— А у вас как дела, Павел Васильевич?
Белке ничего не сказало это имя, которым мама назвала симпатичного человека с бледным лицом. А между тем Павел Васильевич — ведь это дядя Паша.
— Мои дела очень плохие, Мария Ефимовна, — ответил он. — Меня исключили сегодня из партии.
— Всё-таки исключили… — соболезнующе произнесла моя мама, и по её тону Белка почувствовала, что она уже часто говорила с дядей Пашей на эту тему. — Какая ошибка!
— Ошибки нет, Мария Ефимовна, — неожиданно принялся доказывать дядя Паша. — Потеря бдительности в военное время — такое же преступление, как измена.
— И вы так и не сказали, что передали документы Белотелову?
— Конечно, нет. Зачем я буду подводить товарища… Мне от этого легче не будет, а Пантелеймону Петровичу были бы неприятности.
Моя мама после этих слов вся так и вскипела. Она вскочила с места, швырнула на стол карандаш и сердито встала перед дядей Пашей.
— Так вот, знайте, Павел Васильевич, — и Белка так и замерла от удивления: голос мамы был совсем не робкий и не покорный. — Я окончательно убедилась, что вы кисель, тряпка, гнилой интеллигент! Я завтра же пойду в горком, чтобы сказать то, что вы сами обязаны были сказать. И почему вы так щадите своего Белотелова?
— Белотелов?! — вскрикнула от изумления Белка. — Не надо щадить Белотелова, ни за что не надо щадить…
Но мама даже не обратила на её слова внимания и продолжала:
— Вас исключили из партии… Но документы-то потеряли не вы, а он! И уж, если на то пошло, Павел Васильевич, так я не верю ему. Не верю в странную историю с портфелем, не верю в то, что Лёва Гомзин — вор, ни во что в этой белотеловской истории я не верю…