— Все хорошо, солнышко, — успокаивающе прошептал он, убеждая ее сесть на дно ручья, чтобы смыть кровь с волос. Она позволила ему плескать водой на голову и лицо, моргая глазами, чтобы защитить их от жгущей воды, но все равно не отводила взгляда от его твердых, напряженных черт. Он достал платок из заднего кармана, намочил его, а затем нежно вытер ей лицо. Она уже слегка успокоилась, больше не плакала в этой тихой, выворачивающей душу манере, и он помог ей подняться на ноги.
— Ну вот, теперь ты чистая… — начал говорить он, а затем заметил розовые ручейки воды, стекающие по ногам. Ее блузка так пропиталась кровью, что нужно было снять ее, чтобы почистить. Не колеблясь, он начал расстегивать ее. — Давай снимем и это, чтобы постирать, — сказал он тем же спокойным, успокаивающим тоном. Она даже не посмотрела вниз, когда он расстегивал ей блузку и спускал с плеч, а затем бросил на берег. Она не сводила глаз с его лица, как будто он был ее единственной связью со здравым рассудком, и отвести взгляд означало вернуться к безумию.
Грант посмотрел вниз, и во рту у него пересохло, когда он увидел ее обнаженную грудь. Он гадал, как она выглядит, и вот теперь он знал. Это было подобно тому, чтобы получить удар в живот. Ее груди были округлыми и немного полнее, чем он представлял себе, увенчанные маленькими коричневыми сосками, и ему хотелось наклониться и взять их в рот, попробовать на вкус. Она с таким же успехом могла бы быть совсем голой; все, что на ней оставалось — тонкие шелковые трусики, которые, намокнув, стали совсем прозрачными. Он мог видеть темные завитки волос под тонким материалом и почувствовал, как напряглась его плоть. Она была прекрасно сложена, длинноногая, узкобедрая, с тугими мышцами танцовщицы. Ее плечи были прямыми, руки изящными, но сильными, грудь полной; он хотел развести ее ноги и взять ее прямо здесь, глубоко входя в ее тело, пока не сойдет с ума от удовольствия. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так сильно хотел женщину. Он часто хотел секса, но это было просто физическое удовольствие, и любое жаждущее того же женское тело было приемлемым. Теперь же он хотел Джейн, именно ее; он хотел, чтобы это ее ноги обвивали его, хотел сжимать руками ее груди, хотел ее рта под своими губами, хотел, чтобы ее тело принимало его.
Он резко отвел от нее взгляд, наклоняясь, чтобы снова намочить в воде платок. Так стало только хуже — его глаза оказались на уровне ее бедер, и он резко выпрямился. Он мыл ее грудь нежными прикосновениями, и каждая секунда при этом была пыткой, так как он чувствовал ее шелковую плоть под его пальцами, видел, как твердеют от его прикосновения ее соски, превращаясь в маленькие розоватые камешки.