– Я любил тебя, Роза…
– Нет. Это я тебя любила, а ты не успел еще, красивый. Но непременно полюбил бы, только убило бы это тебя. Уходить тебе надо, скорее.
– Но с чего ты взяла, что я мог остаться?
– Ты бы узнал кое-что важное и страшное, потому не ушел бы. Это еще рано, красивый, запрещено мне об этом говорить. Но ты скоро узнаешь, непременно узнаешь. А вервольфа поймать через сны не пытайся, он туда больше не явится. Ты не его чувствовал, красивый, ты меня чувствовал, смерть мою, горе заранее переживал. Я тебе близкой душой была, поэтому ты за меня боялся, просто сам не понимал.
– Роза, Роза… Зачем же ты сама все решила? Почему не сказала? Ты молодая, здоровая, ты могла бы жить еще долго. Лучше б я сам издох, чем знать, что ты из-за меня, и так страшно…
Она кивнула:
– Да, лютая это смерть была, красивый, боли много. И больнее всего, что тело мое он опоганил. Страшно это, мучительно – из рук любимого в лапы зверя попасть. Только это судьба: или ты, или я. А что не сказала тебе, за то прости, не могла по-другому. Что ж то за любовь была бы, позволь я тебе умереть?
Дыхание перехватило, в горле встал ком. Сердце билось трудно, тяжело. Казалось, он весь наполнен бешенством и ненавистью, двинься – вырвется наружу, заставит убивать направо и налево, лишь бы избыть душевную боль.
– Я найду и отомщу, – пообещал Сенкевич.
– Найдешь, знаю, это тоже карты показали. А потом – уходи. У тебя все получится.
Роза поднялась, бесшумно шагнула в темноту.
– Останься, – тихо проговорил Сенкевич. – Пожалуйста, останься.
– Не могу. Ждут меня…
– Ты придешь еще? – по-детски жалобно спросил он.
– Нет, красивый. Больше меня не отпустят. Не жди, не тоскуй, не вини себя, прими как есть. Я люблю тебя. Прощай.
– Постой! Скажи, ты узнала его? Кто он? Кто тебя убил, Роза?..
Ответа не было: жемчужный свет истаял во мраке, цыганка ушла. Сенкевич рванулся было вслед, но не сумел пошевелиться, руки и ноги налились тяжестью, веки сами собой сомкнулись.
Он проснулся только поздним утром, долго вспоминал слова Розы, ее лицо, гадая, сон это был или видение. Повернувшись на бок, увидел на подушке пестрый прямоугольник – карту из Розиной странной колоды. На ней были нарисованы слившиеся в объятиях обнаженные мужчина и женщина. «Amatores»[16], – гласила витиеватая надпись над их головами.