– Потому что ее покусал вервольф! И дело было в ночь полной луны! – с мрачной уверенностью ответила женщина. – Так что и она теперь оборотень. Надо ей голову отрубить, а лучше сжечь! Но Одо не дает. Одна надежда: что наши мужчины не побоятся и сделают, как положено.
– Но Кильхен мертва, она не может встать.
– Вервольфы не умирают. А ты, Клинок, лучше бы языком без дела не трепал. Сожги Кильхен, пока не поздно. Некогда мне с тобой говорить, пойду к детям. Нас защитить некому, я вдова, а на тебя надежды нет.
Женщина ушла. Вот это опрос свидетелей получается, уныло подумал Дан. Крестьяне запуганы, обозлены – на душевный разговор их не вывести, придется действовать привычными методами.
В следующий дом он уже вошел с важным видом, положив руку на эфес меча:
– Дело святой инквизиции. Именем Господа приказываю честно отвечать на мои вопросы. За неповиновение – тюрьма.
– Мы ничего не сделали, добрый господин, – задрожала старуха, та самая, которая вчера призывала сжечь Андреаса.
– Я этого не знаю. Может, это ты обернулась волком и убила Кильхен?
– Что ты, добрый господин! – Из мутных глаз потекли слезы, заскользили по бороздкам глубоких морщин. – Кильхен убил ваш человек. А теперь она всех нас сожрет. Проклят Ребедорф…
Дану стало жаль старуху. Да и смысла не было ее запугивать – она и так от ужаса плохо соображала. Он попытался успокоить:
– Не плачь, матушка. Я верю: ты не виновата, не трону. Но что, если это был не наш человек? Если вервольф – кто-то другой?
Бабка от неожиданности даже перестала плакать. Видимо, такая мысль не приходила ей в голову:
– Это кто же?
– Вспомни, матушка: может быть, в деревне кто-нибудь болел недавно? Или вдруг озлобился? На людей бросался? Вел себя как-то не так?
Старуха долго молчала, потом затрясла головой:
– Нет, добрый господин, ничего такого не припомню…
В других домах повторился примерно тот же диалог. Никто ничего не видел, не замечал, не помнил. Дан обошел половину деревни – бесполезно. Перепуганные женщины, дети, жмущиеся к матерям, дрожащие старики. И везде один и тот же страх: скоро Кильхен встанет из гроба, и Ребедорфу придет конец.
Распрощавшись с очередной крестьянкой, Дан вдруг сообразил: ни в одном доме он не видел мужчину. Он не разбирался в деревенской жизни – может, они, конечно, все были заняты какой-то работой. Но какой? Середина осени, урожай давно собран. В лес за дровами ушли? Все сразу?
– Где мужчины? – спросил он в следующем доме.
Хозяйка опустила глаза:
– Возле часовни…
Дану это очень не понравилось. Оставалось надеяться, что еще не поздно…