Даже осужденные на зоне общаются друг с другом, видят небо, дышат свежим воздухом, читают книги и многие, или некоторые, работают. И это убийцы, насильники, грабители, разбойники, мошенники и прочие преступники. Живут с ограничением свободы, пишут жалобы, требуя к себе уважения и внимания.
И что чувствует невинный человек, который лишен всего? Общения, голубого неба, свежего воздуха… Лишен слова, мнения, уважения и внимания, лишен права требовать что-либо. Запертый в четырех стенах, где колют его психотропными и другими препаратами, насилуют постоянно не только физически, но и эмоционально, психологически. Как еще не свихнулась она, не сошла с ума по-настоящему.
Чернова встала и ушла на третий этаж, может, захотела поиграть в бильярд или позаниматься на тренажерах. Молодая девушка, женщина, которой бы жить, работать и любить. А что знает она о любви? Воспоминания прочитанных книжных романов, встречи с парнями, еще развлекательные и не серьезные.
Кэтвару вспомнились стихи о портрете любви.
Стихов написано не мало —
О тунеядстве, зле, любви.
Есть хорошо, есть, как попало,
Вблизи рассмотрено, вдали.
Признаний слов, нравоучений,
Обид и горечи побед,
И необычных приключений
Таит в себе любви портрет.
Один рисует его краской,
Другой мелком чертит забор,
А третий лишний хочет лаской
Вести любовный разговор.
Цепочки, кольца и подарки,
Ему всегда принадлежат
И счастья белые фиалки
У ног красавицы лежат.
А где-то раненое сердце,
В крови горячей утонув,
Уже не ищет ключик к дверце,
Обиду горькую сглотнув.
Что за портрет такой, скажите,
Он черный, белый и цветной,
Какой ни есть — в руках держите,
Особо раннею весной.
И ног к нему не нарисуют,
Но этот прелесть и злодей,
Судьбу навеки заколдует,
То там, то здесь он у людей.
И кто художник, кто малюет
Сердца любви на полотне?
Быть может Бог, быть может, черти
Иль Человек в страстей огне?
«Да-а, разная она, любовь, — вздохнул Кэт, — а Чернова не знает ее, вычеркнуты годы жизни».
Кэтвар переключился на другие мысли, как помочь ей, что сделать?
На второй этаж поднялся Гринев, Кэт и не заметил за думами, как он приехал.
— О-о, какие люди! Проходи, Петр Степанович, проходи.
Кэтвар поднялся навстречу, пожал руку, усаживая в кресло.
— Может пива, коньячку?
— Нет, Кэт, спасибо. Чайку бы с удовольствием выпил.
Кэтвар позвонил, что бы принесли два чая.
— Как успехи, Петр Степанович, по докторскому делу, — поинтересовался он.
— Там все нормально, на стадии завершения. Работы рутинной, конечно же, много, но главное сделано, все преступники дают чистосердечные показания. И, уверен, не без твоего участия. Но, как ты это делаешь, Кэт? Хоть и говорил ты о даре, но осознать это сложновато.