«Хорошо бы вот так вдвоем оказаться сейчас в лесу, на берегу еще не замерзшей речки, крепко прижать к себе Зину и смотреть на сверкающий снег, темные убегающие воды и мечтать… вдвоем. Жарить шашлыки, валяться в снегу, убегать и, догнавши, целовать раскрасневшиеся щеки».
Александр Николаевич вспомнил недавно прочитанные стихи, показавшиеся ему, на первый взгляд, слегка детскими.
— «Здесь все, как в сказке происходит, и целый бес в меня залез», — вслух, задумчиво повторил он, — «как для меня писал…»
— Что, что вы сказали, какой бес? — переспросила Зина.
— Да нет, это я так, стихи вспомнил, — рассмеялся он, — хорошо-то как! Можно, Зина, я возьму вас под руку?
— Можно, только лучше это сделаю я.
Она взяла его и, заглянув в лицо, спросила:
— А вы любите стихи?
— Да, иногда я их читаю. Пушкин, Лермонтов, особенно Есенин, современные поэты. Люблю лирику, стихи на злободневную тему…
— Это как? — переспросила Зина.
— Когда есть все — и лирика, и тема дня.
— Ой, как интересно, почитайте, пожалуйста!
— Да мы уже пришли, — глянул он на здание горбольницы.
— Ну, пожалуйста, Александр Николаевич, — защебетала Зина, обхватив его руку двумя своими и заглядывая в лицо.
— Хорошо, — улыбнулся он, — только мы ведь договорились — когда одни: Саша. А почитаю в следующий раз. Обязательно.
— Саша, — Зина встала прямо перед ним, — давай пошлем Его к черту со своими предсказаниями, язвами и прочее… Давай махнем ко мне домой, посидим, выпьем рюмочку… чая, — резко сменила она тему.
— Расслабиться нам не помешает…
Гаврилин внимательно посмотрел на Зину. Предложение обрадовало его — не нужно таскаться по обрыдлой больнице, искать предлог совместного завтрака. Он не хотел сегодня отпускать ее домой, расставаться с ней, что-то резко перевернулось в нем и ощущение магнитной тяги не проходило. До этого дежурства — обычная индеферентная медсестра, как и многие другие, на которых он не обращал никакого внимания. Но теперь ему хотелось знать о ней все, быть с нею рядом, слышать ее голос, ощущать ее волнующий запах…
— Отлично, это здесь рядом, — прервала его мысли Зина, увлекая его за собой.
Взбодренный предложением, Гаврилин следовал за Зиной, чувствуя, что она стала ближе ему. Ее рука тверже, увереннее держала его, но не это главное, это всего лишь следствие возникших взаимных процессов.
Суетясь, Зина накрывала на стол — огурчики, помидорчики, салат, колбаса… и вот на столе появился коньяк. Гаврилин взял его в руки и протяжно произнес:
— Лу-и-дор. Французский?
Зина кивнула.
— Это мой любимый, я не пью другой — или водку.