Недоверчиво хмыкнув, ещё раз провернул ключ.
Надо полагать, с разводом Разяев смирился, поскольку, увидев с порога, что дверь в ту комнату, где лежали вещи, принадлежащие бывшей супруге, освобождена от висячего замочка и распахнута настежь, он подумал в первую секунду об ограблении, и только о нём.
Попятился, готовый кинуться вдогонку за сотрудником отдела по борьбе с неорганизованной преступностью, когда в отпертом помещении что-то упало с шорохом и в дверном проёме возникла Маруся. Бледная, с широко раскрытыми глазами.
— Лёха… — со всхлипом выдохнула она, вскинула руки и, стремительно подойдя к Разяеву, припала к светлой бежевой куртке. — Прости меня… Я была неправа… Чёрт бы драл все их гороскопы!..
Проделано это было с поистине ошеломительной быстротой, и тем не менее Разяев успел заметить, что бледность Маруси вызвана не только волнением, но и избыточным слоем пудры, имевшим целью скрыть фингал под левым глазом.
Разяев любил жену и поэтому часто ей изменял. Стоило Марусе уехать, хотя бы ненадолго, как на него нападала такая тоска, что усидеть дома было просто невозможно. Сочиняй он стихи, стало бы одним лириком больше. А так приходилось спасаться по-другому: Разяев шёл к какой-нибудь Марусиной подруге, излагал сбивчивой прозой свои чувства к жене — и после четвёртой рюмки, как правило, утешения принимали интимный характер.
Развод он переживал особенно тяжело. Мужья подруг уже начинали коситься с подозрением.
К концу второй недели сердечная боль чуть притупилась, и Разяев начал прикидывать, как жить дальше. Видимо, по этой причине внезапное возвращение супруги отозвалось в нём не столько пьянящей радостью, сколько лёгким разочарованием. Почти возмутило.
Растерянный, он стоял посреди комнаты и смотрел, как Маруся, стараясь не поворачиваться к нему левой скулой, мечется от одной груды вещей к другой, бессмысленно их перекладывает — и говорит, говорит, говорит.
— Никогда, слышишь, ни-ко-гда не обращайся больше к этим проходимцам! — со слезой в голосе заклинала она. — Это не наше! Это всё наносное, с Запада, от сатаны… астрология, нумерология, фалеристика…
— Почему фалеристика? — оторопело спросил Разяев, увлекавшийся в детстве собирательством значков и форменных пуговиц. — Фалеристика — это ж ордена… жетоны…
— Да! Жетоны! Медальоны! Все эти твои знаки Зодиака… — Топнула ногой и заплакала. — И не смей их защищать…
— Да я не защищаю…
— Защищаешь!
Разяев подошёл к жене, взял за вздрагивающие плечи.
— Всё по-прежнему, правда?.. — жалобно спросила она.
— А развод? — угрюмо напомнил он.