Бытиё наше дырчатое (Лукин) - страница 2

Валерий Львович моргнул и тронул оправу очков. Не ждал он таких откровений от стихотворца. Возможно, и вправду не ждал.

— Почему вы так думаете?

Стратополох вздохнул.

— Что есть метафора? — сказал он. — Скрытое уподобление. Подмена одного другим на основании общего признака…

— Продолжайте, продолжайте…

Язвительно сложенные уста молодого сорокадвухлетнего литератора разошлись в откровенной усмешке:

— Так вот вам аналогия. Зоофилия. Та же, согласитесь, метафора, только в сексуальном плане. Одно взамен другого. Животное взамен человека…

Участковый приобнял Артёма загадочным тёплым взглядом.

— Так-так…

— Или, допустим, синекдоха…

— Ну знаете! — честно сказал Валерий Львович. — Я не настолько осведомлён в вашей области… Синекдоха — это что?

— Тоже стилистический оборот. Часть вместо целого. Допустим: «Отряд в пятьсот клинков». В виду-то ведь имеются всадники, а не клинки…

— Да, действительно. А что здесь, простите, извращённого?

— Часть вместо целого? Это же фетишизм!

Доктор изумлённо взглянул на Артёма, потом вдруг сорвал очки — и затрясся в припадке тихого смеха.

— А мастурбация, стало быть, — тавтология? — еле выговорил он, судорожно кивая. — Да вы, оказывается, не только лирик, вы ещё и юморист… — Вновь водрузил очки и влюблённо уставился на пациента.

— Но я и впрямь злоупотребляю метафорами…

— Плюньте, — решительно посоветовал Валерий Львович. — Плюньте и не берите в голову. В конце концов это ваш хлеб. Ремесло, так сказать… Ну вот, положим (только ради бога не обижайтесь!), сидит на тротуаре нищий с вывихнутой конечностью. И никому, согласитесь, в голову не придёт отправить его к травматологу. Все прекрасно понимают, что вывих-то… м-м… часть его профессии. Вы же не станете лечить путану от нимфомании, правда? Так что бог с ними, с метафорами… — Валерий Львович оборвал фразу, замолчал, осунулся.

«Внимание!» — скомандовал себе Артём — и как всегда не ошибся.

— А вот «Серебряны Твои травы…» — озабоченно про говорил участковый. — К кому вы здесь, собственно, обращаетесь?

— К женщине, — соврал Стратополох.

— Позвольте… А родники?

— Глаза.

— Так-так-так… А травы, стало быть…

— Волосы.

— Серебряные?

— Н-ну… Бывает. Крашены под седину…


Вымотанный, опустошённый и всё же достигший своей цели Артём Стратополох шёл к выходу узким коридором, машинально прочитывая надписи на дверных табличках: «Гипниатр», «Пивдиатр», «Тавматург». Далеко шагнула медицина. Достигнув лестницы, ощутил удушье. Интерьер подавлял. Потолок отдавал трупной белизной. Перила и панели были трупно-голубого оттенка, ступени — трупно-зелёного.