Мы оказались в средних размеров квадратной комнате. Свет и здесь был синевато-загробным, а стены темно-коричневыми. При ближайшем рассмотрении они оказались обиты каким-то плотным материалом, чем-то вроде толстого войлока. Бросились в глаза темные пятна на покрытом ковролином полу. «Кровь, что ли?» — подумал я.
В комнате стояли стол, стул и шкаф, больше ничего.
Моя сирена хоть и не пела, но на свой остров меня заманила. Придвинула ко мне стул, а сама уселась на стол. Сказала:
— Чаю вам предложить не могу. Видите сами, здесь ничего нет. Ни плиты, ни чайника. Такая вот бедность.
— Да еще и холод собачий… А что это вообще такое? Что это у вас тут в подвале?
— А вы как думаете? — спросила она и посмотрела на меня странно.
— Не знаю… Но… вообще-то похоже на морг!
— О, как вы догадливы. — Женщина беззвучно рассмеялась. — Только я вам об этом не говорила… И вообще — вы здесь никогда не были, договорились?
— О’кей, — сказал я. — Договорились… Только я не понимаю, зачем в поликлинике морг? Как такое может быть? Здесь что, много людей умирает? Но почему? И что это за комната такая странная, в которой мы сейчас находимся? Какая-то здесь аура плохая… и запах такой странный… Здесь, случайно, не расстреливают?
Вместо ответа женщина соскочила со стола и подошла вплотную ко мне.
— Можно я ваши руки посмотрю? — сказала она и, не дожидаясь согласия, взяла кисти моих рук в свои. И принялась поворачивать их в разные стороны, внимательно рассматривая.
А я стал рассматривать ее. Ей было, наверно, слегка за сорок, видно, начала полнеть, а может, и всегда была склонна к полноте. Но границу, после которой женщина теряет привлекательность, она не перешла. Глаза зеленые, красивые. Волосы каштановые хороши. И губы. Еще недавно я бы наверняка сделал стойку и попытался получить телефончик. Но теперь… в своем нынешнем заколдованном состоянии я и выражение такое больше не хотел употреблять. Шурочка испепелила, выжгла часть души. Возможно, не самую лучшую часть, но все равно… Травма. Не может же быть такого, что другие женщины меня теперь вовсе не интересуют! Да нет, интересуют, конечно… но…
— Спасибо, — грустно сказала женщина. — Вы меня извините, но… вы не будете возражать… если я еще и на ухо ваше левое взгляну?
— Валяйте, — сказал я. — Но все-таки хотелось бы понять, что значит сей сон. Что вообще-то происходит?.. Кто вы такая и зачем вызвали меня в столь неурочный час?
— Сейчас все поймете… дайте мне только закончить…
У нее были очень ласковые руки. Она прикасалась ко мне бережно, почти нежно, я очень даже чувствовал ее лицо и губы рядом… И от нее так замечательно, так вкусно пахло женщиной. Недурно было бы взять да и поцеловать ее. И еще совсем недавно я бы обязательно так и поступил. Но — какое странное разделение сознания — одновременно мне было дико приятно знание, что я этого не сделаю. Ни за что! И это тоже был способ выразить мою любовь, мою преданность, мою всепоглощающую страсть. Мою полную принадлежность только одному человеку. Я — раб, раб, раб! И какой же восторг, какое счастье — это рабство!