В ту ночь мы спали в зоне Рино. Каждый час выставлялся всего один караульный на целый взвод. Моё имя не прозвучало, так что мне предстояло спать всю ночь. Это была исключительная роскошь, когда мы не стояли в Лай Кхе. В тот день происходили волнующие события, и я некоторое время писал в свой дневник, когда взошла луна. В ту ночь я решил называть свой опус «Журналом апельсиновой газировки», потому что меня до предела разозлил тот АРВНовец, который пил газировку и смеялся надо мной за то, что я делаю его работу.
Я поставил воображаемый киноэкран в своей голове на обратную перемотку и попытался увидеть, пил ли кто-нибудь из солдат АРВН, бездельничающих в храме, апельсиновую газировку. Я не смог определить. Почему они не разбудили этих парней и не отправили их против снайпера? На мой взгляд, этот эпизод прямо указывал на одну из проблем, что мы встретили, пытаясь выиграть войну.
Я решил написать президенту Джонсону письмо и рассказать, почему мы не можем выиграть войну с такими союзниками. Письмо должно было быть вежливым, и я собирался попросить у него автограф, чтобы он понял, что я его друг, предлагающий искренний совет, а не просто какой-то крикливый парень, протестующий против войны. Возможно, он прислушается к пехотинцу, который там побывал. Конечно, письмо должно было подождать до моего отъезда из Вьетнама, чтобы я не стал целью для возмездия. Я ещё не сошёл с ума. Если бы я отправил письмо до возвращения в Штаты, на своём следующем задании мне пришлось бы в одиночку высадиться с парашютом над Северным Вьетнамом.
На следующий день нас держали в резерве в зоне Рино. Нас не хотели снова отпускать в Фу Лой и прямо об этом сообщили. В предвкушении ничегонеделания я, когда мы утром зашли в армейский магазин, выбрал из их ограниченного ассортимента две книги в мягких обложках. Первую из них, «Бугенвиль» я закончил в тот же день. В описанной в книге битве за этот остров во время Второй Мировой войны один из членов кабинета президента Джонсона, министр сельского хозяйства Орвилль Фримен, был ранен в рот. Это звучало ужасно неприятно и засело у меня в памяти. Я никогда не видел такого в кино.
Не желая таскать с собой лишний груз, я предложил книгу всем желающим. Сиверинг счёл необычным, что я прочитал книгу в один присест и начал называть меня «Профессор».
Наверное, я выглядел, как парень, которому нужно прозвище, даже несмотря на то, что ни одно из них ко мне не прилипло. Тайнс и Хьюиш некоторое время называли меня Ганг-Хо 90после того, как я лазил в тот туннель. Ортиз называл меня Чу-Чу за мой растворимый напиток. Я бы предпочёл какое-нибудь крутое и мужественное прозвище, вроде «Убийца» или «Охотник». Ни одно из моих не годилось. «Ганг-Хо», «Чу-Чу» и «Профессор» звучали как имена героев из субботнего мульпликационного шоу.