— Мы одни? — спросил он, и они кивнули. — Садись поближе, отец. Я кое-что должен тебе сказать.
Когда Ясмини хотела встать и выйти из палатки, Дориан задержал ее руку. Оба наклонились к нему, и Дориан негромко заговорил:
— Человек, ранивший меня, — мой брат. Поэтому я не мог послать за ними Башира.
— Разве это возможно, Доули?
Ясмини смотрела ему в глаза.
— Да, — ответил за него Бен-Абрам. — Я знаю его брата. Это возможно.
— Расскажи ей, отец. Мне трудно говорить. Объясни ей.
Бен-Абрам с минуту собирался с мыслями, потом заговорил тихо, чтобы за пределами шатра никто не мог его услышать. Он рассказал Ясмини, как Дориана ребенком захватили и продали в рабство, как аль-Малик купил его у пиратов и усыновил.
— Я встречался с ним лицом к лицу, с братом аль-Салила. Я хорошо узнал его на острове, после того как он уничтожил гнездо пиратов. Его зовут Том. Я был его пленником, но он отпустил меня и отправил с известием к аль-Салилу. Он пообещал, что никогда не откажется от поисков брата и когда-нибудь найдет его и освободит.
Ясмини в поисках подтверждения взглянула на Дориана, и тот кивнул.
— Тогда почему он не сдержал клятву, этот твой верный брат? — спросила она.
Дориан смутился.
— Не могу ответить, — признался он. — Брат Том никогда не отказывался от клятв. Вероятно, за столько лет он просто забыл меня.
— Нет, — сказал Бен-Абрам. — Есть нечто такое, чего ты не знал, а я не мог тебе сказать. Твой брат, разыскивая тебя, вернулся на Занзибар.
Принц аль-Малик не хотел расставаться с тобой. Он послал к твоему брату муллу аль-Алламу. Аль-Аллама сказал, что аль-Амхара умер от лихорадки и на кладбище есть могильный камень с его именем.
— Так вот почему отец изменил мне имя на аль-Салил, — сказал Дориан. Он понял. Голос его зазвучал сильнее и увереннее. — Чтобы скрыть истину от Тома. Неудивительно, что брат отказался от поисков.
Он закрыл глаза и замолчал. Ясмини подумала, что он лишился чувств, но потом увидела, что из закрытых глаз Дориана выкатилась единственная слеза. Ее сердце сжалось от жалости к нему.
— Что ты будешь делать, любовь моя?
Она погладила его горячее раскрасневшееся лицо.
— Не знаю, — ответил он. — Все это так жестоко. Мне словно сердце режут саблей.
— Ты теперь мусульманин, — сказал Бен-Абрам. — Сможешь ли ты вернуться к своим корням?
— Поверит ли твой брат, что ты жив, если столько лет считал тебя мертвым? — спросила Ясмини.
— И как ты можешь обнимать его, зная, что он заклятый враг твоего отца калифа аль-Малика, враг твоего бога и твоего народа?
Бен-Абрам повернул нож в его сердце.