— Черт возьми, где ты пропадаешь? — кричит Фил, как только я появляюсь в вестибюле.
— Извини. Задержалась с больным.
— А почему не отвечала на звонки?
— Не могла, — говорю я резко и понимаю это, посмотрев на дежурного; впрочем, он здесь и не такое видел. — Иначе ответила бы, понятно?
— Смотри, вся промокла, с тебя течет, — хмуро бормочет он, качая головой, мол, балда ты, балда, что с тебя возьмешь.
Когда мы были женаты, мне казалось, что так он проявляет заботу обо мне, это звучало, словно покровительство старшего, сильного. Теперь я слышу в его голосе только неодобрительные, критические нотки.
— Где дети? — спрашиваю.
— В служебном помещении, телевизор смотрят. А я уже двадцать минут тебе названиваю.
— Извини.
— Эрика меня заждалась.
Остается только закатить к небу глаза, не могу удержаться. Он не замечает, уставившись в пол, крутит на пальце кольцо, подарок Эрики, перстень с печаткой, что там изображено, не разобрать, на лице его беспокойство.
— Детям новость не понравилась.
— Какая новость? — спрашиваю я, но до меня тут же доходит: это он о своей грядущей свадьбе.
— Как какая? — чуть не кричит он.
— Успокойся! — Я тоже повышаю голос. — Вспомнила, о чем ты. Прошу прощения.
Всего за пару минут я в третий раз прошу у него прощения. Пытаюсь взять себя в руки, поставить себя на его место. Он ведь старается быть хорошим отцом, а детям не нравится, что он снова женится. И сейчас он хочет, чтобы я помогла сгладить ситуацию. И я это сделаю. Не ради него, конечно, ради детей.
— И что они говорят?
Как только он рассказал о своих планах, Лорен кинулась в слезы, а Робби скрестил руки на груди и вообще рта не раскрыл.
— И оба молчали, за весь обед ни слова. Лорен ничего не ела. А Робби проглотил обе порции — и свою, и ее.
— Ну и молодец! — пытаюсь я внести в разговор живую нотку. — Прожорливый мальчик, никакие беды не вредят его аппетиту.
Фил выжимает из себя жалкую улыбку.
— Не знаю, куда их везти отсюда.
— Я поговорю с ними. Им нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.
— Спасибо, — отвечает он смиренно. — Я тебе очень благодарен.
— Мы же с тобой взрослые люди! — стараюсь говорить весело и вдруг вспоминаю дневник Тревора.
Щеки мгновенно вспыхивают, глаза наполняются гневными слезами: передо мной во всей красе встает жуткий обман, в атмосфере которого я прожила с Филом восемнадцать лет, сама не подозревая об этом.
— Я понимаю, Лив, тебе это все нелегко принять, — бормочет он, доставая из кармана бумажный платок. — Но моя женитьба…
— Да при чем здесь твоя женитьба?! — Беру платок, но не для того, чтобы вытирать слезы, их нет, я стираю капли дождя на щеках. Он смотрит на меня снисходительно, почти ласково, таким я давно его не видела, но этим сейчас меня не купишь. — Мне надо с тобой серьезно поговорить о том, что случилось…