Мысли проносятся в голове в одну секунду, и хитрая Кирсти сразу все смекает.
— Не надо ни кричать, ни звать соседей, я все продумала и кое-что предприняла, обещаю, вам не поздоровится. Так что советую слушаться меня и не дергаться, тогда все будет хорошо, понятно? — Опускает Бенсона на землю. — Может, пригласите зайти?
Делать нечего, плетусь обратно в дом, она за мной.
— Мне нужно в туалет, а вам придется пойти со мной, на всякий случай, — говорит она. — Мало ли, еще в полицию станете названивать.
Прямиком направляется в нижний туалет, я иду с ней. На мне халат, я сую руки в карманы, надеясь отыскать мобильник, но там ничего, кроме скомканных салфеток и пары печенюшек для собаки. Телефон, скорее всего, где-то в спальне, на прикроватной тумбочке. Я всегда стараюсь носить его с собой, но в этот раз думала только о боли и хотела поскорей отыскать и проглотить таблетки. Черт возьми. А еще хотела записать разговор, блестящая идея — и все коту под хвост! Но, может, удастся продержать ее здесь подольше, до приезда О’Рейли, или Робби проснется и спустится вниз. Вдвоем мы наверняка с ней справимся. Может, крикнуть ему сейчас? Но он всегда так крепко спит, его и пушкой не разбудишь, не дай бог, только хуже будет. Если она в самом деле что-то такое предприняла и это может принести нам вред, то чем раньше я узнаю об этом, тем лучше.
Она заходит пописать, оставляя дверь в открытой.
— Вы же врач, вам не в новинку такое видеть, — произносит она, подтираясь туалетной бумагой. — Вас небось ничем не смутишь. — Натягивает штаны, застегивает молнию. — Теперь надо помыть руки. У вас в сарае грязно.
Вытирается, быстро заглядывает в зеркало. Лицо ее гораздо бледней, чем вчера, под глазами черные круги.
— Ну, — поворачивается она ко мне, — может, предложите чашечку чаю?
Иду на кухню, наливаю ей чай, делаю сэндвич. Стараюсь не торопиться, тяну время, авось проснется Робби или появится О’Рейли. Кирсти сидит напротив, жует сэндвич, потом еще один и еще, с арахисовым маслом и малиновым джемом, выпивает две чашки чаю. Говорит в основном она, я поддерживаю разговор, только чтобы подыграть. Я ей больше не доверяю. Я не люблю ее больше. И не хочу, чтобы она была здесь, в моем доме. Но пока надо поддакивать, тянуть время. Кирсти рассказывает про роли, которые играла в театре, про чувства, когда переодеваешься в совершенно другого человека, целуешься с мужчиной, который не нравится, пускаешь слезы, изображая страдания, но не свои, а своего персонажа.
— Это называется погружением, нужно уметь перевоплощаться, нужно богатое воображение, — просвещает она меня, громко чавкая. — Понимаете, надо как бы вселиться в своего героя, как бы стать им самим.