Фил вышел из кухни, а я минуту еще плакала от жалости к самой себе, а еще минуту думала, давать Робби молочную смесь или нет, но потом решила, дам, и плевать, что на это скажет Фил. Я начала поить Робби из бутылочки, одну утром и одну перед дневным сном, и через несколько дней он явно обозначил свои предпочтения. Оказывается, он бросал мою грудь и плакал лишь потому, что хотел сосать резиновую соску. Как только она попадала ему в рот, с огромным удовольствием начинал сосать, а потом крепко засыпал.
Я уверяла себя в том, что я не неудачница, но Фил даже перестал со мной разговаривать.
— Я и не подозревал, что ты такая лентяйка, — пробурчал он, когда я попыталась с ним побеседовать.
— Слушай, если бы ты чаще бывал дома…
— Но кто-то должен зарабатывать деньги.
— Фил, у меня такое чувство, будто меня все бросили!
— Вступи в какой-нибудь клуб, что ли… Придумай что-нибудь! Съезди к Лейле! Господи, Лив, ты же умная женщина! — С этими словами он вышел из кухни.
Я пыталась посещать две группы матери и ребенка, но сблизиться ни с кем не удалось, любой разговор заканчивался тем, что собеседница принималась неумеренно хвастаться: мой мальчик уже может делать то, моя девочка может делать это. Мне нужно было нормальное общение, а я уходила оттуда чаще всего с чувством собственной неполноценности, будто недотягиваю до каких-то стандартов.
С Лейлой мы старались видеться хотя бы раз в неделю, но она ходила на курсы врачей-терапевтов и, когда Марку только исполнилось два месяца, вышла на работу. Имея множество родственников в Эдинбурге, она могла не искать няньку и не страдала от недостатка в общении. А я не успела даже закончить аспирантуру и собиралась выйти на работу, когда Робби исполнится полгода. Сама не знала, хочу я этого или нет, печальный опыт охладил рвение, подорвал оптимизм и уверенность в себе. Моя пациентка умерла, и ни знания, ни опыт, ни собственное желание, никакие старания стать образцовым врачом этого уже не изменили бы. А теперь вот у меня самой родился ребенок, и я не могла не думать о том, что со смертью Сэнди оборвалась еще одна жизнь — жизнь ее новорожденного сына. Иногда, держа на руках Робби, я словно чувствовала присутствие другой матери и другого ребенка, призраки незримо стояли рядом, и я могла коснуться их рукой. Приходилось прилагать множество усилий, чтобы не поддаться этим мрачным переживаниям, но бывали дни, когда чудовищность моей ошибки невыносимым грузом ложилась на душу, казалось, сам воздух вокруг ме ня заражен, будто промышленный город смогом, и мне оставалось лишь спрятаться куда-нибудь подальше и заплакать.