— Думаете, говорит правду?
— Нет, не думаю… Но думаю, вряд ли оба преступления она совершила сама, девочка не того калибра. Скорее всего, она покрывает настоящего преступника. Девочка нервная, ведет себя подозрительно и, возможно, больше боится злоумышленника, чем полицию.
Отпираю парадную дверь, О’Рейли проходит в дом вслед за мной.
— Мы поговорили с вашими соседями, но никто ничего не видел и не слышал.
— Как вы считаете, нам безопасно оставаться здесь?
— Да. Замки поменяли, только обязательно запирайтесь. И соблюдайте прочие меры предосторожности…
— Я детей никуда не отпускаю одних. По вечерам из дома ни ногой, по крайней мере сейчас. Из школы забираю их я или надежный человек из друзей. Они запираются, знают, что парадную дверь никому открывать нельзя. Если заметят что-то подозрительное, сразу позвонят девять-девять-девять.
— Отлично, — говорит он. — Кажется, вы все предусмотрели.
Проходим в гостиную, снова вижу слово «убийца», и голова дергается, словно от крепкой пощечины. Прямо как в голливудском боевике. Но это, увы, не кино, нам угрожает реальная опасность. Только за что? Жили, жили — и вот на тебе.
— Теперь можно оборвать? — спрашиваю я.
— Валяйте. Давайте я помогу.
— Думаю, отдерется легко, — говорю я. — Обои довольно плотные, двуслойные.
Нагибаюсь к полу, ногтем подцепляю уголок над самым плинтусом. Тяну на себя, и вся полоса целиком отстает, а вместе с ней и половинка буквы «У».
— Молодчина! — кричит О’Рейли, и мы улыбаемся друг другу. — Если так дело пойдет, управимся быстро.
Он заходит с другой стороны, и очень скоро мы встречаемся посередине. Большинство обойных листов отодрались целиком, осталось лишь несколько кусочков. Еще пара минут, и мы отходим, любуемся работой: перед нами голая стена, позади куча хлама.
— Мне эти обои все равно не нравились.
— Значит, вы не сами их клеили?
— Не было времени, да и денег тоже, — смеюсь я. — Так что нет худа без добра. Цвет просто ужасный, блеклый какой-то. Неужели вы думаете, что я могла такой выбрать?
— Да я что, я человек простой. Откуда мне знать, какие вам нравятся, какие модные?
Он снова улыбается, и я, не в силах устоять перед его обаянием, чувствую, что коленки мои слегка подгибаются. Вдруг охватывает смущение: я один на один в доме с мужчиной, с которым только вчера мне так хотелось завалиться в постель. В голову лезут непрошеные мысли — его сильные руки задирают мне платье, а губы прижимаются к моим, — и, к собственному ужасу, я, кажется, краснею как рак.
— Что-нибудь не так? — спрашивает он.
— Все отлично, — отвечаю я.