В конце деревни их обогнало несколько солдат и полицейских. Они бежали по выгону и на ходу стреляли в сторону кустарника, гнались, как понял Никодим, за каким-то человеком. Вскоре они, тяжело сопя, вернулись назад.
— Что? Догнали? — послышался от одной из повозок голос того офицера, который бил Никодима.
— Капут ему, господин Рауберман, — ответил детина в форме полицейского. — Автомат мой исправный.
Конвоир подвел Никодима к продолговатому хлеву, стоявшему на выгоне. Ворота были открыты, возле них стояло несколько солдат и полицейских, внутри же хлева толпилось человек тридцать бугровцев. Это были женщины и дети, среди них Никодим неожиданно заметил Мавру с ребенком, видимо, ее нашли в блиндаже. Взглянув на мужа, Мавра громко заплакала и рванулась ему навстречу. Ударом приклада в плечо один из солдат отбросил ее назад. Только тетерь Никодим понял, зачем его привели сюда. Он слышал, что оккупанты в захваченных деревнях загоняют людей в какое-нибудь помещение, запирают его и потом поджигают. При мысли об этом Никодим весь сжался, лицо его покрылось холодным потом.
В этот момент к часовым у ворот подскочил полицейский.
— Нужен один мужчина!
— Зачем, господин Бошкин?
— Вы же видели сами… Возчик сбежал — нужна замена.
— И не поймали?
— Пуля поймала.
— Кого же тебе дать? Видишь, одни дети и женщины.
— А где тот старик, которого Рауберман только что отослал сюда?
— Да вот он.
Полицейский повернулся и, увидев Никодима, скомандовал:
— Марш!
Он подвел его к повозке, стоявшей на обочине улицы.
— Пристраивайся к обозу. Головой отвечаешь за то, что везешь. И не вздумай убегать, как тот…
Никодим молча взял вожжи. Он пристроился к обозу и, держась за грядку повозки, обессиленно шагал по пылающей деревне. На повозке поскрипывали тяжелые ящики с боеприпасами.
Выехав за деревню, Никодим оглянулся: над его двором полыхало высокое пламя. Огонь охватил и крышу хлева, в который оккупанты согнали женщин и детей.
Ноги у Никодима подкосились, в голове помутилось. Чтоб не упасть, он схватился за тяжелые ящики и животом повис на них.
Ручей, вытекавший из лесных болот, за долгие годы проложил глубокий след через поле, до самой деревни. По обоим берегам его густо разрослись кусты ольховника и лозняка.
По этим зарослям дружинники незаметно дошли до леса. Здесь на минуту остановились, посоветовались и, выбрав наиболее короткий путь, зашагали дальше. Потребовалось немного времени, чтоб пересечь небольшой, около сотни гектаров, лес. Прислушиваясь к близкой стрельбе, дружинники шли молча, настороженно. Когда замелькали просветы опушки, Ковбец повернул влево, ввел людей в густой ельник и остановился.