— Что ты, Федос, скалишь зубы? Не кормили ли тебя с детства смешным? — словно отгадывая Надины мысли, спросила Ольга.
— А тебе не все равно? Может, хочешь, чтоб поплакал вместе? Не-ет, от меня слез не дождешься.
Наступило молчание. В это время долетел окрик:
— Федос! В штаб! Шнель!
Все оглянулись. На дороге стоял лейтенант Гольц и строго смотрел на Федоса.
Бошкин поднялся с мешка, вскинул автомат на ремень. Отойдя несколько шагов, он остановился и через плечо с упреком бросил девушкам:
— Какие вы неприветливые. Пришел побеседовать по душам, а вы подкусывать начинаете.
— Не притворяйся. Ишь, обида какая… Сам любишь подкусывать, — ответила Ольга и, подождав, пока Бошкин отойдет, добавила полушепотом: — От нашего порога — сто раз об дорогу!
Гольц позвал еще несколько человек, и когда они все — кто из кустов, кто от кухни — подошли к нему, повел их в штаб.
— Видимо, на какое-то задание собираются, — проговорила Надя.
Действительно, их вызвали, для важного и срочного дела. Возле здания школы собралось два отделения автоматчиков. Это были молодые и здоровенные солдаты. В ожидании дальнейших распоряжений они столпились у штаба. Одни из них бойко разговаривали, смеялись чему-то, другие же стояли тихо и тревожно поглядывали на двери школы, куда пошел их командир лейтенант Гольц вместе с Бошкиным.
В комнате сидели высокий, с седыми висками, полковник и Рауберман. Перед ними на столе, освещенная лампой, лежала развернутая карта. Полковник время от времени тыкал пальцем в одну и ту же точку на карте и раздраженно спрашивал о чем-то.
С полчаса назад ему стало известно о разгроме мотобатальона на родниковском большаке. Немало он потерял подразделений в дни боев на Калиновщине, но эта потеря была особенно тяжелой. Ему сначала даже не верилось: как могло случиться, чтоб такой сильный батальон, один из лучших в его дивизии, и вдруг пропал, навсегда пропал!.. Да, удар страшный! И по размерам, и по результатам… Партизаны совершили прорыв и теперь попытаются выйти из блокады. «Куда же ты смотрел, чем занимался?» — спросит у него начальство.
Полковник принимал самые решительные меры, чтобы поправить дело. Один за другим летели его приказы, радисты бойко работали на рациях, связные мотоциклисты и всадники, запыхавшись, носились по дорогам… И полковник представлял, как к Родникам в вечернем полумраке стягиваются его роты, как потом они сломают партизанские заслоны и, оседлав большак, не дадут партизанам прорваться. Надо во что бы то ни стало восстановить прежнее положение на большаке, сжать кольцо блокады, разгромить партизан. Полковник раздумывал, строил планы… И вдруг понял, что его разведка действует очень плохо. Какие силы остались у партизан? Что они думают предпринять сейчас? Может быть, они только для отвода глаз провели такие бои на большаке, а прорываться будут в другом месте, там, откуда он, полковник, перебросил свои силы к Родникам? Надо немедленно выяснить их намерения.