— Го-го-го-о!.. Возвращайтесь!.. Свои!..
Сдерживая коня, Злобич посмотрел туда же и увидел, что от деревни к лесу бежали люди. Дозорные криками пытались их остановить.
Вдруг из-за придорожных кустов послышался громкий возглас:
— Борис Петрович!
Конь испуганно рванулся в сторону, с головы Злобича слетела фуражка, и он едва удержался в седле. Осадив коня, Злобич сердито обернулся. Но гнев его мгновенно пропал: на дороге стоял Макар Яроцкий.
Злобич соскочил с коня и обрадованно протянул старику руку.
— Как вы сюда попали?
— А, молчи, это целая баталия… Был в Буграх. Смотрим — обоз едет. Ну, подумали, опять фашисты — и кто куда. Некоторые к лесу, а я сюда бросился. Спрятался в кустах, поглядываю на обоз и думаю: что-то не похоже на гитлеровцев. А тут как раз ты… Прости, что я так выскочил. От радости забыл, что могу испугать коня.
— Что дома?
— Натворили там горя басурманы, колом им земля! Полдеревни сожгли, на людей набросились, как бешеные собаки!
— А вы как уцелели?
— Отнес Василька к матери — погиб мальчик, смотрю — гитлеровцы нагрянули в деревню. Я свою старуху за руку — и убегать… сюда, в леса.
— А Надя?
— Надя?! — с горечью воскликнул дядька Макар.
Некоторое время он стоял в оцепенении, потом порывисто склонил голову, чтобы скрыть слезы. Борис почувствовал, что и сам заплачет, если еще хоть с минуту помолчит.
— Ну, говорите, что с ней!
— Осиротели мы. Забрали басурманы доченьку. Люди говорили, что Бошкин захватил ее.
Сердце Злобича больно сжалось. Он тяжело вздохнул и, потянув за повод коня, тронулся с места.
Шли молча. Ни о чем не хотелось говорить. «Надька, ты будешь моя», — вдруг вспомнились Борису слова, которые не раз Бошкин говорил Наде. Какой ретивый! Нет, собака, ты в силах ее замучить — на это у тебя, как и у всех твоих друзей по разбою, хватит умения, но ты ничего от нее не добьешься.
Борис так задумался, что не заметил, как вошел в деревню, не видел, что улица заполняется людьми, вернувшимися из леса.
— Борис! Братик! — вывел его из задумчивости звучный голос.
Навстречу бежала Верочка. Из ее глаз, блестевших радостью, катились слезы. Бросившись к Борису, она обняла его и прижалась к груди.
— Мы так боялись за тебя. Мама глаза выплакала. Такие бои теперь…
— Да, всем хватило горя. Как мать, Параска с детьми?
— Целы! Мы в лес убежали… Схватили по узлу — и из деревни. Все сгорело у нас, одна только баня осталась. Но чего горевать? Наживем! Правда?
— Правда, оптимистка ты моя. — Борис прижал к себе сестренку и поцеловал.
— А кто не пошел в лес — погибли, а иных угнали. Я очень боялась, что меня могут схватить и погнать. Это же как на смерть. Правда?