Дверца мягко захлопнулась.
– Почему?
– Долго объяснять.
Мать опустила глаза. Расстроилась. Но никаких вопросов задавать больше не стала.
– Ладно, – вздохнула, вытерла руки о фартук. – Пойду, помогу собраться.
– Подожди. Я хотел спросить тебя… – Евсеев понизил голос. – Позавчера, когда Артем на себя кашу развернул… Марина помогала тебе его мыть?
Клавдия Ивановна непонимающе уставилась на него.
– Я имею в виду – она вместе с тобой была в ванной?
– Да…
– Все время?
– Ну… Я занесла Темку, она следом пришла. Раздела его. Потом табуретку из кухни принесла, чтобы удобнее было мыть. Потом, когда помыли, завернула его в полотенце, унесла в спальню… Юра, что случилось?
Евсеев молча покачал головой и вышел из кухни.
– Артем! Собирайся, живо!
Мальчишка не услышал его, продолжая фырчать, трясти деда за руки и хватать за нос.
– Темка, тш-ш, погоди-ка… – Петр Данилович освободил руки, пересадил внука на пол, поднялся.
– А что за срочность, если не секрет?
– Домой надо ехать, – буркнул Евсеев.
Он присел на корточки, подтянул Артему шорты, застегнул пуговицу на рубашке.
– Где твой платок?
Артем неуверенно хлопнул себя по карману. Кажется, он готов был заплакать.
– Вытри нос. И давай собираться, мама ждет.
– А мы только разыгрались как следует, – Петр Данилович потрепал Тёмку по голове. – Жаль… Что-то прояснилось с этим твоим вторым участком?
Евсеев посмотрел на отца. Стиснул зубы, взял сына на руки и понес одеваться.
Мать к этому времени уже собрала Темкин рюкзачок с одеждой и игрушками. Подошел Петр Данилович, глянул вопросительно. Она пожала плечами.
Евсеев натягивал на Артема свитер и шнуровал ему ботинки, родители стояли в прихожей. Было очень тихо. Только приглушенные всхлипывающие звуки… Артем. В конце концов, ребенок перестал сдерживаться и заревел во весь голос.
Евсеев тоже не выдержал, шлепнул по мягкому месту.
После короткой запинки рев усилился.
Шлеп!
На шум из гостиной вышел Брут.
– Тёмочка, милый, надо слушаться папу… – завела мать, сама едва не плача.
– Да погоди ты! – прогремел Петр Данилович.
Он решительно подошел к Евсееву, развернул к себе.
– Так. Теперь объясни, что происходит. Спокойно и без нервов.
Евсеев убрал его руку.
– Уйди, отец. Не мешай.
Лицо Петра Даниловича налилось краской:
– Не уйду. Мы с матерью имеем право знать, в чем дело.
– Так ты из-за Марины?! – вскрикнула Клавдия Ивановна. – Поэтому и спрашивал? Думаешь, мы… Думаешь, я считаю ее…
– Ну, при чем тут Марина, мама?
– А что тогда?
Три поколения Евсеевых столпились у двери: Артем ревел, Клавдия Ивановна по-бабьи охала: «ну что же… ну как же так…» – и хватала за руки мужчин; Петр Данилович и Юрий сверлили друг друга взглядами. Сын – многозначительным, отец – непонимающим.