— Облучение сократило размер опухоли на двадцать процентов, — сказала Мария, передавая Люси историю болезни.
— Как он сегодня? — тихо спросила она медсестру.
— Без изменений.
Неутешительные новости. Плохо. Люси подошла ближе к кровати мальчика:
— Здравствуй, Питер. Как у тебя дела?
— Немного получше, наверное.
В устах юного пациента эти слова имели противоположное значение. Питеру было немного похуже. Люси очень хотелось схватить это темное тело опухоли и вытащить его из головы мальчика. Как могло такое случиться с этим замечательным малышом? Почему? Неужели у Бога нет глаз?
Увидев, что Питер держит в руках потрепанную книжку о Питере Пэне, Люси вдруг подумала, что врачи могут ошибаться. Что, если они неверно оценили состояние зрения мальчика?
— Уже можешь читать?
— Нет. Но я помню эту сказку по картинкам. Моя мама читала ее мне.
Как и большинство детей на этом отделении, Питер был окружен заботливыми родителями, братьями, сестрами, тетушками и бабушками, которые поддерживали его и себя. В таких семьях крепла дружба, появлялась и угасала надежда, звучал смех и лились слезы. Люси казалось, что жизнь возле больного похожа на спасательную шлюпку. Незнакомые люди плачут друг у друга на плече, и каждый старается поддержать товарища по несчастью.
Если вы захотите узнать о человеческом благородстве, на секунду поверив в то, что алчность, жестокость и вероломство являются не единственными отличительными чертами гомо сапиенс, то приходите в педиатрическую интенсивную терапию, где умирают и выздоравливают дети. Там вы сделаете сразу два открытия: первое — святые в этом мире встречаются гораздо чаще, чем грешники, и второе — больные дети обладают каким-то сокровенным знанием о любви, которое не доступно простым людям. Мало кто мог уйти из этого места, по-прежнему считая, что мир пуст и бездушен и жизни после смерти не существует.
— Твоя мама тобой очень гордится, — сказала Люси Питеру. — Ты у нас очень смелый.
Будто бы в ответ на ее слова все здание больницы едва заметно вздрогнуло. Потом Люси услышала звук, который никогда раньше не замечала, находясь в стенах госпиталя: неистовое завывание ветра, похожее на стон привидения в ненастную ночь.
Вечером в Лос-Анджелесе было непривычно тихо. Так тихо, как бывает в Лондоне, когда все звуки поглощаются знаменитым фогом. Туман, волной накатывавшийся со стороны Тихого океана, представлял собой восхитительное зрелище. Он ложился плотной белесой тенью на пляжи Санта-Моники, превращал Венецию в город призраков, поглощая Сансет и Уилшир и замедляя и без того вялое движение по скоростным шоссе. Он мягко наступал, как живое существо, состоящее из влаги и тени, неся с собой тайну и угрозу туда, где люди привыкли жить по спидометру.