– Эй, Арие!
Он повернулся к Бен-Рою.
Но его там не оказалось.
– Арие!
Ответа он не получил.
Предположив, что его друг запутался в листьях, как в свое время Али, Халифа на пару дюймов подтянулся и обвел взглядом растительный ковер.
Никаких признаков израильтянина. От страха его бросило в дрожь.
– Арие! Бен-Рой!
Тишина.
Он попытался подняться повыше, но, приняв дополнительный вес, рука провалилась сквозь переплетение стеблей, и он, ткнувшись лицом вниз, нахлебался воды. Может, израильтянин попытался вплавь добраться до берега, чтобы теперь, когда туман рассеялся, заручиться помощью? Наверное, так и было. Оставил его спать, а сам поплыл. Сумасшедший! Халифа снова попробовал приподняться, и опять руки продырявили плот и оказались в море. Вард-и-нил приподняло на волне, и справа, метрах в двадцати, что-то мелькнуло. Сначала он не понял, что это было, и лишь оказавшись на гребне следующей волны, разглядел джинсы и куртку Бен-Роя. Он плыл, раскинув руки, лицом вниз, высматривая что-то на глубине.
Должно быть, Халифа еще не совсем очнулся от сна, потому что его первой мыслью было: израильтянин выискивает рыб. Потребовалось несколько секунд, прежде чем до него дошло, что случилось. А когда дошло, он в отчаянии закричал:
– О Боже, только не это! Арие! Арие!
Он начал колотить ногами и загребать одной рукой, чтобы подогнать плавучий остров поближе, но вард-и-нил не слушался. Все, что ему оставалось, – лежать, вцепившись в стебли водорослей, и смотреть, как тело друга поднималось и опускалось на волнах. Он звал его снова и снова:
– Арие! Арие! Арие!
А иногда выкрикивал имя сына. Эти двое слились воедино в его убитой невыносимым горем душе.
– Арие! Али! Арие! Али!
Так он провел почти час и звал до хрипоты. Но вот зыбь усилилась и погнала тело Бен-Роя в его сторону. Оно приблизилось метра на два и плыло с протянутой рукой, будто Арие хотел дотянуться до египтянина. Словно прощался, вспоминал потом Халифа. А затем его друг мирно, тихо скользнул под воду и навеки исчез.
– Арие! Али! Арие! Али!
Его подобрали через восемь часов, вскоре после полудня, моряки вышедшего из Розетты маленького рыболовного суденышка и забросали вопросами: что он делает, прицепившись к плавучему острову вард-и-нила? Вместо ответа Халифа открыл свой насквозь промокший бумажник и показал полицейское удостоверение.
Ему дали сухую одежду и оставили в покое.
Течение отнесло его далеко к западу, и потребовался почти час, чтобы вернуться к устью Нила. Халифа сидел на груде сетей и курил одну за другой одолженные рыбаками сигареты, не сводя глаз с берега и сжимая ладонями лежавшую на коленях испорченную тетрадку Самюэла Пинскера. Морская вода превратила страницы в рыхлую массу, где никто не сумел бы прочесть ни слова. Ему следовало бы испытывать чувство вины, что он не сохранил блокнот, и переживать о многом другом. Но чувств не было, настолько он был опустошен. Как человек, которому металлическим ершиком вычистили все нутро.