Но вот грохот подкованных сапог на палубе внезапно оборвался… Мгновенная тишина, когда даже голос воды перестал быть слышен. Можно возблагодарить бога: пограничники ничего не заметили. Затем запел мотор — о, какая приятная слуху песнь! — и Вилкс выпрямился, сказал:
— Пронесло!
Это было первое слово с того момента, как они залезли в трюм.
Лидумс промолчал. Вилкс подтянул под голову сверток сети, устроился поудобнее и принялся смотреть на светящиеся стрелки часов, которые передвигались так медленно, будто механическое сердце, толкавшее их, остановилось. Однако они все-таки шли!
Вилксу было уже совсем невмоготу от этого терпеливого пения мотора и тихой, соленой, пропахшей запахом тухлой рыбы темноты трюма, когда вдруг Лидумс произнес:
— Уже можно подняться на борт!
Они приоткрыли крышку люка, выползли из трюма и выглянули наружу. Все было спокойно. Свинцово-матовое море поднимало пологие волны, на которых рыбацкая лодка скользила как по маслу. Темнота была еще густой, плотной, как слабо разведенная краска, но звезды вверху уже начали бледнеть. Земля медленно и величаво поднимала свой западный край навстречу солнцу, но до восхода оставалось еще ее меньше четырех часов.
Вилкс прошел в маленькую рубку лодки, присел за спиной рыбака, наблюдая движение по курсу. Лидумс остался на палубе, закурил, пряча по лесной привычке сигарету в рукаве.
Он словно бы по наитию чувствовал время. Через два часа, когда по расчетам Вилкса пора было включать беакон, Лидумс неслышно подошел, тронул его за плечо, сказал:
— Начинайте!
Вилкс передал беакон рыбаку и встал сам к мотору. Рыбак, осмотрев хитрую игрушку, прикрепил ее на самом верху мачты и принялся включать и выключать бортовые огни. Все трое внимательно прислушивались к вязкой тишине моря, которую распарывал, словно ткань, рокот их собственного мотора. Так хотелось услышать густой, мощный рев двигателей скоростного катера, который Вилкс вызывал и призывал всеми доступными ему средствами, может быть, даже и молитвой!
Направленный луч радиомаяка из-за его определенной и очень малой частоты волны уловить мог только радист катера, включивший свою аппаратуру на ту же самую волну. В мире беспокойных радиоволн, заполнявших все околоземное пространство, для других улавливающих аппаратов он был недоступен. Действие беакона с верхушки мачты определялось кривизной земного шара, доступной для наблюдателя, если бы он влез на мачту, за пределами этой кривизны начиналась мертвая зона, луч отклонялся от поверхности и уходил куда-то в пространство, но с этой, небольшой сравнительно высоты он обшаривал окрестности на тридцать примерно миль, так что быстроходный катер, заслышав мерцающий радиолуч беакона, мог домчаться до лодки за полчаса, а то и меньше. А уж тут впередсмотрящий катера обнаружил бы световые сигналы, которые механически просверкивали в темноту: красный, зеленый, красный, зеленый…