— Ну, пожалуйста…
Какое-то время ничего не было слышно, и она уже было подумала, что ее мольба осталась без внимания, однако вскоре послышались скрипучие шаги, и она рассмотрела уголок невероятно грязной серой ткани, проталкиваемой между досок.
Схватившись за материю, Сибилла потянула ее на себя, морща нос от пыли и лошадиной шерсти, которой было сплошь покрыто полусгнившее полотно.
— Что ж, дорогой король, — пробормотала Сибилла, — это я тоже запомню.
— Не ждите от меня еще каких-либо милостей, мадам, — проворчал охранник по ту сторону кареты.
Она отбросила тряпку на противоположное сиденье и устроилась в углу кареты, подтянув колени и скрестив цепь на голенях. Теперь оставалось дождаться ночи.
Должно быть, она немного задремала, и ее глаза резко открылись, когда слух уловил едва уловимое ржание. Сибилла затаила дыхание и прислушалась.
Ржание повторилось снова, и Сибилла нисколько не сомневалась, кому оно может принадлежать.
Медленно встав на колени, она осторожно протянула руку к башмаку, и ее пальцы нащупали железное кольцо, охватывающие лодыжку. Расстелив на полу мерзкое покрывало, Сибилла, как могла, принялась обматывать им свои оковы. Затем, затаив дыхание, осторожным движением правой ноги она начала освобождать левую, упираясь в подошву.
Металлическое кольцо нещадно сдирало кожу с лодыжки, и Сибилла осознавала, что это место на ноге вскоре сделается совершенно черным. На лбу выступили бисеринки пота, однако в конце концов ее левая нога освободилась от кольца, упавшего на покрывало. От легкого удара завернутые в тряпку цепи негромко звякнули.
Второе кольцо, остававшееся на правой ноге, не такое круглое и немного меньше по размеру, повергло Сибиллу в панику: ее побег может оказаться на грани срыва. Перед глазами предстал образ Джулиана Гриффина, спящего в своей постели в круглой башенной комнате Фолстоу, головка Люси, прижавшаяся к его плечу, и кольцо, сдирая до крови кожу, освободило вторую ногу под ударом башмака.
Стоя на коленях, пригнувшись. Сибилла зажмурила глаза, изо всех сил стараясь не закричать от обжигающей боли, пронзившей правую лодыжку. Не было и речи о том, чтобы попытаться прикоснуться к ней, и Сибилла лишь ощущала, как горячая влага струится ей под ноги, одновременно осознавая, что от ее башмаков остались лишь воспоминания в виде разодранных в клочья кусков кожи.
Да, она, конечно, оставит за собой кровавые следы, но ночью их не разглядеть, а потом, возможно, они совсем исчезнут, смытые утренней росой.
Негромкое ржание повторилось еще раз, теперь оно прозвучало ближе, и Сибилла поняла, что пора.