— О аллах! — только и могла вымолвить Бици. Она поставила перед мужем блюдо с едой.
Абрек с аппетитом поел ароматного отварного мяса с галушками и запил все это двумя глотками еще горячей чорпы. Потом, помрачнев, спросил:
— А дети ели?
— Только что накормила и уложила их спать, — ответила Бици. — Муги все спрашивает: где дада, почему он так долго не приходит домой?
Зелимхан не ответил. Он встал, подошел к спящему сыну и, пряча под усами улыбку, положил голову на подушку, где покоилась головка ребенка. Он смотрел на сына с нежностью, чутко прислушиваясь, не раздастся ли за окном какой-нибудь подозрительный шум. Потом послал Бици за матерью.
Маленький Муги проснулся и, ухватившись за борт отцовского бешмета, прижался к его груди. Приласкав его, отец тихо сказал:
— Когда же ты вырастешь и станешь помогать отцу?
— Я уже большой, дада, дай мне только вот это ружье, — тараща сонные глаза, мальчик ухватился за рукоять револьвера, торчащего из-за пояса отца.
— Дам, обязательно дам его тебе, — отвечал Зелимхан, а сам подумал: «Не дай аллах, чтобы ты, получив оружие, пошел по моим следам».
Вошла мать. Зелимхан, быстро вскочив, тепло обнял ее и усадил справа от себя.
— Ну как, мама, поживаешь? Есть еще силы? — спросил он старуху, стараясь подбодрить ее.
— Слава аллаху! — отвечала мать. — Не смею, сын мой, противиться его воле. Он вознаградил меня терпением.
Старая Хурмат говорила все это очень спокойно, хотя душа ее надрывалась от боли. Так могут держаться лишь сильные духом люди.
— Все молюсь, — продолжала она, — чтобы аллах помог тебе в трудную минуту. Я верю, мои молитвы дойдут до него и он поможет тебе.
— Баркалла, мама, обязательно дойдут и помогут. Ты видишь, что пока мне сопутствуют одни лишь удачи, — отвечал ей сын.
Бици все возилась у печки, украдкой поглядывая на мужа, и взгляд ее был полон нежности и любви. Ее обычно печальное лицо, на котором уже давно не высыхали слезы, сейчас светилось улыбкой радости. Но это счастье ее было так мимолетно, так много боли и страдания ожидало ее впереди.
— Благодари аллаха, Зелимхан, он милостив, — поучала мать сына.
— Я и так стараюсь, мама, — отвечал он.
— Да продлит он тебе жизнь, хотя бы ради вот этих маленьких, — и старуха погладила спящих девочек.
— Ну вот, а теперь я пойду и усну спокойно, — поднялась она. — Отдохните и вы.
Выйдя из дома, Хурмат не ложилась. Она сидела во дворе, прислушиваясь к ночным шорохам, и встретила сына тут же, на пороге дома.
— Ты уходишь? — спросила она, словно собираясь этим вопросом остановить его, удержать.